– Ну захотелось… Я на самом деле туда залез и спустился. Представляю, что он обо мне сейчас думает! – хохотнул Рагнер и отпил вина – кушать в отсутствие принца он тоже не стал.
Принц Баро вернулся озадаченным. Все трое молча возобновили трапезу. У Рагнера играло в глазах озорство, но он не думал заговаривать первым.
– Что вам от меня нужно, герцог Раннор? – прямо спросил его Адальберти.
– На данный час хочу увидеть тебя настоящего, – с серьезным лицом ответил Рагнер. – Хочу мнение о тебе составить. И тебе себя показываю. Я вот пришел в том убранстве, в каком всегда хожу. Снял берет, и не потею. Слазил на крышу, потому что… шутить люблю. Хотел тебя тоже увидеть таким, какой ты есть без прикрас. И если хочешь знать, ты меня не впечатлил, – заявил Рагнер. – Я воин, а не придворный угодник. Думал и ты… Но ошибся. Извини – больше не буду. Оставлю тебя в покое.
– И завтра не придете? – прищурился принц.
– Нет, – взял бокал Рагнер и откинулся на спинку стула. – Ты же слышал: моя дама сердца не хочет здесь бывать. И ты более не обязан здесь жить. Иди туда, куда пожелаешь.
– Я не ослышался, герцог Раннор?
– Если ты достойный рыцарь, то найдешь, как передать выкуп, и сдержишь уговор. Если нет, то я переживу, оставшись без твоего золота. Делай что хочешь. Прямо с этой минуты, – повел рукой герцог и отпил вина. Его глаза при этом стали усталым.
– Что за ящики занесли в этот дом? – тоже взял бокал с вином Адальберти.
– Десятина от тунны золота.
Адальберти снова посмотрел на Рагнера как на умалишенного.
– Жертвую Святой Земле Мери́диан, – оставался серьезным герцог. – Будь добр, передай мой дар кардиналам, а то мне не по пути. Хочешь, сходи и проверь. Я и моя любимая тебя подождем.
Принц выдохнул. Он внимательно смотрел на Рагнера – было видно, что он хочет пойти, но не решается и ищет подвох.
– Смелее, – подначивал его Рагнер. – Я бы бегом бежал, зная, что в моем доме десятина от тунны золота. И, полагаю, никем не охраняется…
Адальберти молча встал, чуть склонил в сторону Маргариты голову и вышел.
– Думаю, мы подружимся, – улыбнулся ему вслед Рагнер.
Маргарита посмотрела на него любовью.
– Я снова ничего не поняла, Рагнер.
– Да всё просто. Я убедился, что он не вскрывал ящики, хотя они у него тут полдня. Значит: человек чести. Это редкость, даже среди рыцарей. Прости, что я тебя тут бросил, – ласково прошептал он, захватывая пальцами пальчики Маргариты и поглаживая тыльную сторону ее руки. – Это тоже была проверка – вскрывал ли он ящики. Так я упростил ему задачу: если бы он солгал, то сказал бы, что раз я на крышу лазил, то и сейчас мне верит. Посмотрим… Золото это далеко не всё…
Принц Баро вернулся еще более озадаченным.
– Ивар сказал, что там всё точно, – первым заговорил Рагнер. – Я не проверял. Если не сложно, то перевесь золото за меня.
– Конечно, мы это сделаем. И если будет не хватать, то, надеюсь, вы не подумаете на меня.
– Ни в коем случае. Только на Ивара.
Принц, едва занеся кинжал над мясом, пошевелил закрытыми губами, отложил приборы и всмотрелся настороженными, черными глазами в Рагнера.
– Я просто хочу уточнить, герцог Раннор: я могу хоть сейчас уйти с десятиной от тунны золота, и вы мне на слово поверите, что я ничего себе не взял, даже если будет меньше золота, чем вы говорите? Даже если я скажу, что там половина десятины? Или треть?
– Именно!
– Вы безумны?
– Герцог Рагнер Раннор!
Принц Адальберти, казалось, расстроился. Этот рыцарь за тридцать семь с половиной лет, что прожил, повидал многое, но теперь не знал, что и думать.
– Что же… мы завтра всё перевесим и решим, как поступить, – наморщил он в раздумье лоб.
Рагнер кивнул.
– Извини за побитые пулями доспехи… Правда, они моими стали после твоего пленения. Но я понимаю, как это неприятно.
Адальберти Баро невесело хмыкнул.
– На что ты обижаешься? – с невинным лицом поинтересовался Рагнер. – То, что тебя на колени поставили – за это своего триза, Альдриана, благодари. Кляп во рту и мешок на голове – неприятно, но не против рыцарского устава. А вот к твоим шпорам я отнесся с почетом – ты сам видел. Мой друг надел мои шпоры, хотя из-за такой вот мелочи, всё могло провалиться! Но шпоры – это святое, это подвиг… Или тебе есть что сказать?
– Есть, – гневно посмотрел на него принц. – Еще мне было… не́приятно, – с нажимом выговорил он, – болтаться на лошади задом кверху, пока она носилась как бешеная между лязга мечей.
Рагнер хохотнул.
– Прости, не сдержался, – улыбался он. – Но так уж вышло: этого я не предвидел. Должно быть, ты чем-то Бога прогневал, раз он тебе такого гороха отсыпал! Но ведь ты в моих доспехах болтался – всё равно что я с тобой там побывал. Я их только Аргусу до тебя разрешал надевать, чтобы мной прикинуться. Это тот воин, который и твои носил тоже, – абы кому я твои доспехи не позволил бы надеть… Ладно, давай так, – вздохнул Рагнер, – доспехи забирай даром и меч тоже. За них выкуп не нужен.
– Еще и доспехи с мечом отдаешь? – не верил и щурился принц Баро.
– Соединил бы руку с моей – вообще бы этот маскарад устраивать не стал. У меня и без тебя был отличный план. Но с тобой, – расплылся довольной улыбкой рот Рагнера, – он стал красочнее.
Вдруг Адальберти тоже широко улыбнулся.
– Вспомнил Альдриана, – пояснил он. – Этому трусу Наш Господь тоже дрянного гороха отсыпал… Твой воин убил бы его? Пленника?
– Он не был пленником – просто захваченным. Ко мне в плен еще надобно суметь сдаться, надо заслужить. И да, конечно, мой воин его убил бы. Сказал слово – будь готов и дело сделать или помалкивай, а если что-то пообещал – исполняй. Не сможешь выполнить – понимай это заранее, не грози и отступи. Такие у меня в войске правила.
– Сольтель? – понимающе кивнул Адальберти.
– Бальтин, – хмуро ответил Рагнер. – Когда-то мне так сказал Аттардийский Лис, и это стало мне хорошим уроком. Пришлось выполнять договор с аттардиями, несмотря на нападение бронтаянцев на земли моего рода, иначе, как получил рыцарское достоинство, так лишился бы его навек. Потом в договорах найма я всегда оставлял для себя возможность уйти по собственной воле, по-другому не соглашался служить. А о Сольтеле могу одно сказать – тогда я был дурак дураком.
Маргарита молча слушала их беседу, переходящую в откровенную и далее в теплую. Судьбы этих двух рыцарей разнились, как сияние ослепительного солнца и ночная, промозглая стужа зимнего ветра: принц Адальберти Баро никогда не знал нужды и везде был бы желанным гостем, даже если бы не прославил свое имя подвигами во имя веры; Рагнер Раннор, изгнанный братом из родового имения, скитался по миру и не раз служил наемником, за что заслужил презрение других рыцарей. Тем не менее, несмотря на все различия, нечто неясное у этих мужчин было схоже – их будто слепили из разного теста, пекли неодинаково, с иной начинкой и посыпкой, а всё же вышли близкие по вкусу пироги. Объяснить этого себе Маргарита не могла, разве что оставалось согласиться с рассуждениями Ортлиба Совиннака о сердцевине, наследуемой от предков. Что она такое, девушка тоже толком не понимала, но в этот вечер убедилась в ее существовании – кровь звала в военные походы, полные неудобств и смертельной опасности, как богатейшего принца, так и Рагнера Раннора, сперва безземельного, затем получившего состояние.
