– Боже! – воскликнул Адальберти под конец седьмого часа, осознав, что они пренебрегли обществом красавицы. – Баронесса Нолаонт, мы так увлеклись, что позволили вам заскучать! Нам нет прощения!
– Мне было интересно слушать вас, Ваше Высочество. И о Рагнере Ранноре я хочу узнать как можно больше, а то со мной он отнюдь не хвастлив – не то, что с вами.
– Завидуй мне, – сказал Рагнер Адальберти и поцеловал руку Маргариты. – Дама, которая знает, когда говорить, а когда молчать, – это сокровище. А когда еще воистину прекрасна, так… И войну проиграть из-за нее – это честь, не то что выиграть. Всё твое унижение было ради этих глаз, – с любовью смотрел Рагнер на озаренную желто-оранжевым светом девушку. – Чтобы снова их видеть напротив себя.
Маргарита смутилась, порозовела и попыталась спрятать улыбку, иначе явила бы свою неискушенность. И Нинно, и Ортлиб Совиннак, и Рагнер не имели склонности к красивым любовным речам и не отличались романтичностью, – тем неожиданней и приятней стали для неизбалованной девушки эти слова, какие она надолго запомнила и после каких полюбила Лодэтского Дьявола еще жарче.
– Ааа, – хрипло протянул Адальберти и махнул рукой. – Верно говоришь: глаза – ценнее всех земных сокровищ… А если ради этих восхитительных зеленых глаз, то разве это унижение? Я, признаться, сам тебя мечтал покарать за них, – усмехнулся он, склоняя голову перед Маргаритой. – Думал: ты честь дамы попрал. Попадись ты мне в руки… Не знаю, что я еще с тобой сделал бы. Точно бы с золотом домой бы не отправил, – засмеялся принц, и Рагнер присоединился.
Обед, что столь натянуто начался, завершился с боем Толстой Тори, оповестившей город о начале последнего, восьмого часа. Принц спустился со своими гостями на первый этаж, и там он на прощание поклонился Маргарите, прикладывая руку к сердцу. Она обрадовалась, но руки для поцелуя ему не подала – быть дамой сердца одного рыцаря, пусть он и не собирался когда-либо еще участвовать в турнирах, ей более чем хватало для счастья. Прощаясь со своим недавним врагом, принц Баро протянул ему полусогнутую руку.
– Я тебя должен хоть раз пнуть в ответ, – нахмурился Рагнер, но через миг расслабил лицо и соединил свою руку с рукой Адальберти. – Для меня это высокая честь, – серьезно сказал он.
Вместо ответа Адальберти положил левую руку сверху, а Рагнер, так и не улыбнувшись, свою, – знак двойного единства означал, что мужчины стали единокровными братьями, что всегда придут на выручку друг другу и не поскупятся отдать собственную жизнь ради брата. Двойное единство нельзя было прекратить в отличие от простого единства. Как и при кровном родстве, братьев не освобождала от обязательств даже Смерть.
Принц Адальберти вышел на улицу, чтобы проводить своих гостей, и там подошел к Магнгро.
– Десять шагов ко мне на лошадях проехал! – похлопал он по шее огромного красавца-коня. – А еще меня попрекаешь тем, что я берета не снял!
– Адальберти, я свою даму повел бы пешком?! – возмутился Рагнер. – Что же я тогда за герцог?!
– И я ради дамы с этим беретом усердствовал, а не ради тебя: не возгордись собой больно, – посмеивался в ответ Адальберти Баро.
Он не уходил в дом, пока его гости не скрылись в полуразрушенном проезде массивного, желтоватого здания ратуши. Там, во внутреннем дворике, Рагнер спешился сам и помог спуститься с лошади Маргарите.
– И как у тебя это получается? – изумилась девушка, падая со ступенек женского седла в объятия Рагнера. – Принц в тебя влюбился!
– В тебя он влюбился! – ответил герцог, опуская ее на землю. – Я не шучу! Глаз свой черный на тебя уж положил, совсем как я когда-то. Но он проиграл, – с любовью смотрел Рагнер на Маргариту, – а я победил, – прошептал он, глядя ей в глаза.
________________
Поэты Меридеи сравнивали золото с осколками солнца, серебро со слезами луны, сапфиры уподобляли частицам небес, диаманты величали павшими звездами, рубины – кровью древних богов и богинь, карбункулы – окаменевшим огнем, янтарь воспевали как мед морей, яркие изумруды звали глазами драконов, светлые изумруды – опять же их слезами. «Бриллиант» означал любой ограненный, сверкающий камень, позволительный только аристократам и прелатам. Но гладко полированные кабошоны ценились не меньше, тем более камеи. Драгой камень должен был завораживать – и мастерство обработчика заключалось в том, что бы раскрыть его красу. Алмазы едва поддавались шлифовке, и их почитали в первую очередь за прочность – использовали в инструментах или талисманах. «Диамант» подразумевал кристалл алмаза в виде двух сложенных пирамид – сакральное число восемь.
Астрологи наделяли драгоценные камни лечебными и магическими свойствами. Все чистые, теплые и яркие камни были мужскими; переливающиеся, темные и холодные, – женскими, что не возбраняло дамам украшать себя топазами, а мужчинам иметь любовные амулеты из мориона, камня тьмы. Лишь жемчуг, слезы нимф, оставался исключительно женским украшением – он дарил притягательность, наделял красой и юностью дам, мужчин же он лишал детородной силы. Крупный морской жемчуг носили аристократки, мелкий и речной – остальные женщины, даже сильванки. По древней традиции лучшим подарком невесте из первого сословия являлась жемчужная капля – так символически жених заранее просил прощения за все ее будущие и уже настоящие слезы.
Большие, редкой красоты камни заслуживали описания в лапидариях: их считали живыми и смертными, им давали имена. Правда, не всегда происхождение таких сокровищ являлось достоверным. Экклесия запрещала брать что-либо у языческих идолов или мертвецов, но алчность затмевала разум – и в жажде наживы люди оскверняли могилы, вторгались в забвение, воровали то, чего нельзя было касаться. В начале шестого века санделианские купцы вскрыли древнюю гробницу в Южной Варварии и выпустили страшного демона, принесшего холод, голод и невиданную ранее язву – чуму, от какой не знали спасения ни нищие, ни короли. Шестой век в Меридее остался под названием «Скорбный век». В том же веке безбожники впервые напали на юг Санделии.
Алхимики при помощи самоцветов искали эликсир бессмертия. Рецепт из книги «Имена» гласил: «Черный Король из дома Белого Короля идет к Красному Королю в дом Желтого Короля». Благодаря строкам из этой книги, еще незапрещенной в тридцать шестом цикле лет, предок Рагнера Раннора, Родигир III Великий, нарек изумительный карбункул, размером с куриное яйцо, Красным Королем. Самого Рагнера прозвали на Бальтине Черным Королем. Светлокаменный Бренноданн именовали Белым Королем. Если продолжать аналогию, то дом златокузнеца Леуно вполне можно было назвать домом Желтого Короля, тем более, пока там жил принц Баро.
В голубой дом со львом над входом Рагнер оправился вновь следующим вечером. Он пришел к Адальберти один, без Маргариты. Весь час Целомудрия мужчины выпивали и разговаривали обо всем подряд, не думая ни о смерти, ни об Аде. Впрочем, ничего греховного они тоже не обсуждали.
Оказалось, король Ивар «обманул» Рагнера: золота, что он передал, оказалось даже больше – примерно на двенадцать золотых монет. Мелочь, если сравнить с десятиной от тунны, но зная скупость короля Ладикэ, Рагнер сильно удивился.
