Онлайн книга «Ничего, кроме нас»
Две ночи спустя после моего возвращения в Дублин я проснулась среди ночи, разбуженная голосами в вестибюле. — Называешь себя радикалкой? — кричал Шон. — Да ты просто долбаная аферистка! — А ты просто занудный жирный мудозвон с маленьким хером, — не осталась в долгу Карли. Это были самые добрые слова из всего, сказанного ими. Я взглянула на прикроватные часы. 2:08 ночи. Замечательно. Тем более что в девять утра у меня была лекция, а я все никак не могла опомниться от того, что узнала в выходные. Пока Карли продолжала свои излияния, теперь называя Шона «полудурком, рядом с которым талант и не ночевал», я невольно думала: Ты понятия не имеешь, что пережил мой брат, через что ему пришлось пройти. А если бы он сдал тебя чилийским властям, сейчас ты была бы в международном списке особо опасных беглых преступников, за тобой гонялся бы Интерпол… Ты обязана ему своей свободой. И что же? Ты разгуливаешь по Дублину, ненавидя всех вокруг, наговариваешь на других, вешаешь на них жуткие обвинения, а себя, собственную злобу и отвратительные поступки оправдываешь тем, что когда-то стала жертвой насилия. Да ты сама стала такой же, как те подонки, которые тебя травили, даже их ухудшенной версией. На другой день, подходя в обеденное время к студенческой столовой в Тринити, я издали услышала голос — кто-то громогласно заявлял о необходимости создания в Ирландии радикального государства рабочих, о том, что пора покончить с властью корпораций и разрушить эксплуататорские структуры правящего класса. Этот голос был мне хорошо знаком. — Прямо сейчас, в эту самую, блин, гребаную минуту, американские империалисты разрушают вьетнамские деревни и города. Прямо сейчас американские империалисты расползаются по всему земному шару. Они знают, что потребительство — форма социального и геополитического контроля… Я подошла к ступеням здания и посмотрела на Карли. Она меня увидела. И ее лицо мимолетно озарилось мстительной усмешечкой. — Прямо сейчас американские империалисты заново прибирают к рукам чилийские медные рудники и поддерживают кровавую хунту, которая уничтожает борцов за свободу и эксплуатирует пролетариат. Я уже повернулась к Карли спиной, собираясь уйти, когда раздался второй знакомый голос: — Удивлен, что ты не стоишь там, наверху, и не выкрикиваешь радикальные лозунги, вроде «ПВСС!». Оглянувшись, я оказалась лицом к лицу с Киараном Киггом. Как всегда, с трехдневной щетиной на щеках, в своем обычном твидовом пиджаке и черной водолазке. Он оглядел меня с ног до головы. Его интерес был мне приятен. — Что еще за ПВСС? — спросила я. — Пролетарии всех стран соединяйтесь! Обычное дерьмо, которые вечно выкрикивают эти псевдомарксисты. Ты с ней знакома? Не так уж часто американцы ездят по мозгам именно с левацкой темой. — Мы были друзьями. Но теперь не общаемся. — Из-за этой ее безумной коммунистической трепотни? — Из-за того, что я больше не хочу иметь ее в друзьях. — Суровый приговор. — Так и есть. — Может, посвятишь меня в подробности за пинтой пива? — Не хочу ни с кем обсуждать эту тему. — Понял. Но как насчет пива? Вечером того же дня, когда мы сидели в «Голове оленя», я спросила Киарана, каково это — жить в зоне боевых действий. — Ну как… каждое утро на улице штабелями складывают трупы. По саду за домом ползают зеленые человечки в камуфляже. А перед отелем «Европа» — самым бомбардируемым отелем в мире — гильотинируют военных преступников. И что самое замечательное, эти публичные казни стали отличным семейным развлечением в выходной день. Все берут своих любимых крошек и устраивают пикник перед… — Ладно, ладно, — перебила я. — Обещаю, больше не буду задавать дурацких вопросов. — Истина — если только существует на свете такая штука, как истина, — состоит в том, что жизнь продолжается. Там, где живут мои родители — рядом с университетом, — все довольно спокойно, прямо-таки идиллия. С Фоллс-роуд и Шенкилл-роуд иногда доносится какофония. Надо хорошо знать географию Белфаста, поделенного между кучей группировок. Ну, а к танкам и британским солдатам на улицах привыкаешь довольно быстро. Так и живешь, с надеждой и страхом, как бы с тобой и твоими близкими чего не случилось. — У тебя кто-то пострадал во время волнений? — Снова ты начинаешь… так и тянет тебя погрузиться в Средоточие Ирландской Тьмы. — Я просто спросила. — И я на него отвечу: мою одноклассницу из начальной школы в прошлом году тяжело ранили в Лондоне в результате взрыва бомбы. Теракт на вокзале Кингс-Кросс. Бедная девочка. Она уехала из Белфаста, чтобы быть подальше от этого безумия, и напоролась на него в Лондоне. — Боже, как странно. От судьбы не уйдешь. — Или просто дикое невезение. Все боги — просто мерзкие педерасты. Ты же не веришь всерьез во всю эту галиматью — «рок, судьба»… все такое? — Я пришла к выводу, что люди сами пишут свою судьбу, пусть даже непреднамеренно. — И часто это непреднамеренное оказывается именно тем, чего они хотели, даже если впереди совсем не хэппи-энд. — Точно. Так вышло, что я рассказала Киарану о Бобе и профессоре Хэнкоке и обо всех причинах, по которым я смотала удочки и спешно уехала в Дублин. Когда я договорила, он сказал: — Неудивительно, что тебе захотелось сбежать от всего этого за океан. Я это прекрасно понимаю, как и то, почему ты не трубишь об этом на каждом углу… — Не хочу предавать это широкой огласке. Киаран слегка коснулся ладонью моей руки: — Я постараюсь заработать нашивку «Заслуживает доверие». — И он сплел свои пальцы с моими. — Да, — сказала я, отдергивая руку, — уж постарайся, пожалуйста. А Дублин — город, в котором господствует менталитет провинциального городка, характеризующийся особой мстительностью. — Так ты его невзлюбила? — Мне много что в Дублине нравится, даже очень. Особенно сочетание того, что он разом и дружелюбный, располагающий, и жестокий. Я ему не доверяю. Но в этой противоречивости есть странное очарование. И это, пожалуй, как-то характеризует и меня. По пути до Пирс-стрит Киаран рассказывал мне довольно абсурдную историю о священнике, с которым он познакомился благодаря своим родителям, человеке достаточно широких взглядов и с тонкой душой, читающем, мыслящем, но при этом беспробудно пьющем. Дорожный патруль задержал его за рулем, когда он был пьян в лоскуты. Когда полицейский спросил, пил ли он, священник ответил: «А как еще, по-вашему, я бы мог здесь выжить?» Патрульный не нашелся с ответом и отпустил его. Проводив меня до дверей, Киаран повел себя как истинный джентльмен. Слегка чмокнул и, пожелав мне спокойной ночи, предложил: |