
Онлайн книга «Мама для трех лисят. Тайны дворцовых переходов»
![]() – А в кого ж еще верить? В вас да в Пресветлую Мать, – рассмеялся Кайр. – Целитель Далвертон, – позвала Ликорис, – посмотрите, пожалуйста, руку Ноэль. – Что-то случилось? – напрягся Кайрнех. А я успокаивающе произнесла: – Все хорошо, просто мы все перенервничали, и Кора немного передавила мне ладонь. Целитель посмеялся, мягко пожурил нас, чересчур впечатлительных леди, и, подойдя ближе, взял мою руку. Сделал несколько пассов, прислушался к колдовскому эху и побледнел. – Кажется, все не очень хорошо. Повисла тяжелая тишина, вокруг меня столпились все, и даже Дамьен вновь проявился! Он, оказывается, ходил за кавой и сейчас оч-чень опасно наклонился надо мной – вот-вот обольет горячим напитком! – Так, необходимо иссечение, – изрек в итоге целитель. – Одного понять не могу: почему я раньше не заметил? – Так вы же меня не диагностировали. – Я пожала плечами. – Пф, – фыркнул магистр, – я всех диагностирую каждый раз, как встречаю. Чтобы не пропустить начало болезни. – Но ведь для диагноста нужно согласие, – оторопела я. – Иначе это незаконно. – Что ж, кто-то играет в карты на деньги, – целитель трансформировал низкий столик в высокий, – кто-то участвует в подпольных боях, а кто-то не спрашивает разрешения для маг-диагностики. Все мы, так или иначе, нарушаем закон. Целитель наколдовал ширму и закрыл мою руку от меня же самой. Во избежание ненужных драм. – Я коснулся вашего мизинца, леди, вы чувствуете? – Я вообще руку не чувствую, – отозвалась я. – Вот и прекрасно. Целитель прогнал всех на другую сторону ширмы: "Вы дышите мне под руку, это раздражает", после чего затих на долгие полчаса. Дамьен разлил каву, и я, неудобно перехватив чашку, пригубила ароматный напиток. – Как-то это странно, – поделилась я. – Одной рукой чашку держу, а вторую в этот момент иссекают. – Уже нет, – отозвался целитель, – уже извлекаю донельзя интересные осколки и… о-о. О! Вам следует поблагодарить леди Доварнари за своевременное и такое удачное, кхм, сжатие. – Благодарю. – Я улыбнулась и церемонно склонила голову, а Ликорис только вздохнула: – Я бы предпочла обнаружить это другим способом. Мы допили каву, и через пару минут ко мне вернулась чувствительность. – Руку не нагружать, болеть будет долго, – проинформировал меня целитель и убрал ширму. На широком блюде лежала длинная, свернутая в кольцо цепочка. От нее в разные стороны расходились тонкие до прозрачности шипы. – Подобные вещи в прошлом цеплялись на доноров магии, – сочувственно произнес целитель Далвертон, – потом мы, целители, научились передавать чистую силу более гуманным путем, и эти жуткие цепи остались лишь в прошлом. Сейчас такое можно увидеть только в музее истории целительства. – Ее оттуда украли? – подозрительно сощурилась я, не понимая, как это могло не ощущаться. – Нет, что вы, – отмахнулся от моего вопроса целитель, – это новодел. Те-то из золота, с драгоценной инкрустацией. А тут дешевая колдо-сталь. – А вот это что? – Ликорис указала на черепки, лежащие отдельно и мною поначалу не замеченные. – То, что вы раздавили. Не могу сказать, что это, но... Диагност должен был показать цепь, но не показал. Значит, этот амулет скрывал ее. – А как осуществляется передача силы? – тихо спросила я. – Болезненно. – Целитель развел руками. – Очевидцы писали, что доноры страшно кричали и редкий маг соглашался выступить в такой роли дважды. Целитель Далвертон присел напротив нас, еще подробно объяснил, что рукой мне ничего нельзя – даже волосы расчесывать, даже шпильки трогать. – Вот она у вас красиво висит вдоль тела, пусть и висит, или по-благородному, чуть согните и кисть у талии держите. – Магистр тяжело вздохнул. – Цепочка шла до локтя, до одного из основных энергетических узлов. Удивительно, что вы не ощутили просадки в силе. А я ощутила. Давно. Затем привыкла, смирилась. Решила, что так и должно быть. – Вот это я заберу. Возложу на алтарь, пусть богиня знает о деяниях паствы своей. Целитель ушел вместе с Ликорис: у нее начались зачеты в Академии, и времени не было даже на мужа, из-за чего он изволил сильно нервничать. – Он до сих пор не может смириться, что я использую свою девичью фамилию, Доварнари, – рассмеялась Ликорис, – но что поделать, если мир знает меня именно под этой фамилией? Подруга упорхнула, пообещав, правда, навести справки по артефакторам, способным повторить старинный артефакт. – Присмотри за детьми, – я взглянула на Дамьена, – мне не по себе. Теневик растворился в воздухе, а я… А из меня будто вытащили стержень. – Теперь ты от них не зависишь. – Кайрнех поспешно сел рядом и перетянул меня к себе на колени. – Совсем-совсем свободная Ноэль. Я не плакала. Кажется, в прошлые разы из меня вышла вся соль и осталась лишь горечь. – Он ведь подготовился. Этот шрам удаляли до того, как… Как переселили меня в дом. Я не понимаю, просто не понимаю. У короля двое сыновей, двое! И оба его: родовой гобелен Эрвитанских висит в музее, и любой, абсолютно любой гражданин может на него посмотреть. Так зачем же городить весь этот кошмар?! Я касалась проклятья опосредованно, но этого было достаточно, чтобы понять: оно заслуженное. Дважды заслуженное! Каким же он будет королем, если уже принцем так жесток? Я говорила и говорила, шептала, а Кайр гладил меня по спине и со всем соглашался. – Люди любят Деррека, – проговорил магистр теней, – к тому же мы не знаем, каков механизм передачи титула. – Или принц смог обмануть отца, – я криво улыбнулась, – свалить свою вину на кого-то другого. Знаешь, сколько таких историй я слышала? Ой, это не наше проклятье, мы просто мимо проходили. А те, кто действительно мимо проходил, молча страдают, считая, что получили по заслугам. Прижавшись щекой к груди Кайрнеха, я замолчала. И вдруг поймала себя на том, что прислушиваюсь к биению его сердца. Прислушиваюсь и пытаюсь различить, где же прячется его проклятье. Или его нет? Где же… Вот оно. Холодное. Нет, не холодное. Ледяное и острое, оно режет воображаемые пальцы и впитывает кровь. – Ноэль, – хрипло произнес Кайрнех, – не трогай это. – Оно не убьет меня, – упрямо отозвалась я. – Как и меня, – напомнил он, – считай, что я просто его храню. Моя мэйари, как мне жить и уважать себя, если из-за меня ты пострадаешь? В конце фразы мне послышался глухой рык, а через мгновение я оказалась полулежащей на софе, а Кайр… Кайр навис надо мной, и его потемневший взгляд ясно говорил о том, что мысли моего лиса далеки от всех проклятий мира. Правда, при этом он очень бережно отнесся к моей пострадавшей руке. От этого мое сердце переполнилось нежностью, и я замерла в предвкушении. |