Книга Жертва 2117, страница 31 – Юсси Адлер-Ольсен

– Сразу после летних каникул, – ответили тот, что с глазами молодого оленя.

Хоан кивнул в знак благодарности и прошел мимо желтой юбки, не удостоив ее взглядом.

Поиски в гугле дали быстрый результат: начало сезона в Мюнхенском народном театре приходилось на конец сентября, то есть инцидент, вероятнее всего, произошел на предыдущих неделях.

Хоан ввел «желтая газета» в гугл-переводчик и выяснил, что по-немецки это «Boulevardblatt». Нашел несколько желтых газет, где сообщалось о нападении, за которое был осужден актер по имени Карл Герберт Хюббель. Пострадавший был представлен как фотограф, которому присудили небольшую денежную компенсацию, но в то же время назначили штраф за причинение беспокойства публичному лицу в общественном месте. По последнему пункту была кассация, которую удовлетворили, его самого оправдали, тем дело и кончилось.

Газеты писали, что фотографу было сорок два года, его звали Бернд Якоб Варберг. Фамилия та же, что и у женщины, которая ответила на запрос Хоана об униформе в интернете, видимо, между ними была какая-то связь. Может быть, это была его сестра? Мужчина был известен также под инициалами BJ, и эти буквы соответствовали его прозвищу Blaue Jacke ^[16], возможно, оно соотносилось с его любимой одеждой.

У Хоана мурашки побежали по спине. Никаких сомнений, что он нашел того человека, которого искал.

Адрес Бернда Якоба Варберга он нашел за каких-то три минуты, место жительства находилось в десяти минутах езды отсюда.

Впервые в жизни Хоан почувствовал себя дьявольски везучим парнем.

Еще бы!

Обычно Асад смотрел на людей с сочувствием и жалостью, но на этот раз все было иначе. Он их не видел, а только ощущал их присутствие. Они набились в метро как сельди в бочке и стояли, плотно прижавшись друг к другу, пустые оболочки без содержимого. Они ехали после работы и думали лишь про ужин и телесериалы, потом у них будет короткое общение с детьми, несколько минут одиночества в туалете и секс. От стоявших вокруг веяло застарелой рутиной, привычными ритуалами и установленным раз и навсегда порядком жизни, в которой ничего никогда не менялось.

Дрожащей рукой Асад прижимал к себе зеленую картонную папку как доказательство того, что человек по-настоящему существует, только когда все его чувства сосредоточились на вопросе жизни и смерти.

Асад снова попросил своих коллег разрешить ему сделать паузу в рассказе, чтобы успокоиться и помолиться. Но правда состояла в том, что он готов был взорваться. Скорбь и отчаяние заставляли его прижимать эту маленькую папку к себе, как чистое золото, которое могли у него отнять в любой момент.

Он стиснул зубы, когда десять минут спустя оказался перед потемневшим зданием и посмотрел на свет, который лился из окон квартиры семьи Самира.

И когда Самир открыл ему дверь, Асад сломался. Его сотрясали рыдания, но тело его не было обессиленным и размякшим, а его слезы сопровождались потоком арабских проклятий и слов ненависти.

Они не виделись много лет, и между ними давно уже установилась непримиримая вражда. Поэтому первой реакцией Самира было смятение и желание защитить свою семью, которая застыла за обеденным столом, как персонажи музея восковых фигур, не отрывая от него взгляда.

– Идите к себе, – крикнул он детям и жестом показал жене, чтобы она шла вместе с ними.

Потом он повернулся к Асаду, грозно посмотрел на него и явно приготовился вышвырнуть его на лестничную площадку.

– Вот это, – сказал Асад и протянул ему папку.

И пока Самир с изумлением разглядывал ее, Асад опустился на корточки и закрыл лицо руками.

Потом Самир охнул и, прислонившись спиной к стене, сполз вниз на пол, оказался рядом с Асадом, не отрывая взгляда от фотографии с Кипра.

– Марва жива, Асад, – повторял он снова и снова, когда они присели к обеденному столу лицом друг к другу.

Для Асада эти опьяняющие слова тоже были первым, что пришло ему в голову, когда он увидел эту фотографию.

Слово «Галиб» пришло потом.

Так же как раньше Асад, Самир стал кончиками пальцев ласкать волосы сестры на фотографии. Он плакал, касаясь ее щек и глаз, с болью отмечая глубокие морщины, которые оставила на ее лице жизнь.

Но вдруг выражение его лица изменилось, стало жестким.

– Это твоя вина, что так получилось, Асад. Только твоя! Ты не заслужил того, чтобы она к тебе возвращалась, понимаешь? Ты ей больше не нужен. – Он с ненавистью посмотрел на него.

Асад не отреагировал на его слова.

– Мужчина около Марвы – Галиб, – сказал он и показал на человека с бородой, стоявшего рядом с ней. – В его планы не входит, чтобы я увидел ее. Они по-прежнему его заложники, и он не отдаст их добровольно, поверь мне.

Самир бросил быстрый взгляд на фотографию. Он мгновенно все понял. Этот человек был сам дьявол. Тот, кто убил его старшего брата и разрушил их семью, похитив Марву и детей.

Несмотря на безграничный гнев, он ничего не сказал, но дрожащими пальцами вонзил ногти в лицо Галиба.

Асад глубоко вздохнул. Точно такие же чувства испытывал и он.

– Осторожно, так можно испортить фотографию, Самир. Если ты поднимешь руку, то увидишь одну из твоих племянниц по другую сторону от Марвы.

Шурин Асада, казалось, не мог в это поверить.

– Кто из этих двух девушек? – спросил он.

Голос Асада дрожал. Он сказал, что не знает. Он на самом деле не знал.

– А где же вторая дочь Марвы?

Да, именно так. В сложившейся ситуации это были дочери Марвы, а не его, Асада. Мужчины, который бросил их на произвол судьбы.

– Ты должен помочь мне, Самир. – Ему пришлось говорить шепотом, сдерживая себя. – Нам нужно найти его, понимаешь? Ты должен поехать вместе со мной на Кипр, мы найдем их и убьем Галиба. Разорвем на куски и бросим собакам. Вырвем его глаза и… – Он остановился, заметив, что Самир сидит, упершись взглядом в стол. – Ты должен мне помочь, Самир. Ты поможешь? – умоляюще сказал он.

Самир поднялся над столом с брошенным обедом, грязными тарелками с остатками холодных овощей и маринованной рыбы. Он посмотрел на Асада влажными от слез глазами и покачал головой, исполненный презрения.

– И это говоришь ты, Асад! Ты, который искал это чудовище пятнадцать лет. Искал, искал и не нашел. Ты, который никогда даже близко не мог к нему подойти. Ты даже не знаешь, живы они еще или нет. И теперь ты это мне говоришь? – Самир горько усмехнулся. – Ты забыл, что он собой представляет, Асад. Твой гнев ослепляет тебя. Ты думаешь, что он все еще на Кипре? Это Галиб-то? Он может быть где угодно. Только не на Кипре, слышишь, что я тебе говорю?