Книга Золотой идол викингов, страница 31 – Людмила Горелик

– Ибо ты сказал: «Господь – упование мое; Всевышнего избрал ты прибежищем твоим; не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему…» – продолжал старик.

Он говорил негромко, но голос его заполнил все пространство дома Вячковых.

Всю ночь отец Симеон читал молитвы и псалмы. Агнета уже давно спала, свернувшись на лавке. Спал, прижавшись к ее боку, коток Мышебор.

Задышала спокойнее, а к утру и забылась сном Сиггурд. Спал на полу возле нее Медведь. Спал на рогожке в углу Вячко.

Две недели священник обходил дома Свинечска. Не многие в городе оставались живыми. Во всех домах, где были люди, православный священник крестил горожан, читал молитвы, рассказывал о своем Боге.

– Добро, способность к самопожертвованию – не слабость, – проповедовал Симеон. – Бог учит людей любви. В любви к другим, в самоотвержении для других правда. А кто совершает злое дело, пусть даже и притворяется праведником, но не имеет к миру любви, тот – медь звенящая, кимвал бряцающий… Одна пустота и ложь в нем. Накажет его Господь.

Некоторые после крещения и проповедей отца Симеона выжили. Осталась в живых и Сиггурд. Но жителей в Свинечске было теперь совсем мало – меньше двадцати человек на все городище.

На общем сборе было решено перебираться в Смоленск. Жизнь малой группой в лесу была опасна.

И ранним утром позднего августа выжившие жители Свинечска отправились в путь. На волах везли нехитрый скарб. В повозках ехали также слабые после болезни.

Медведь и Вячко шагали возле двух своих повозок, каждая двумя волами запряжена. Рядом бежала и Агнета – весело, вприпрыжку. Она в отличие от взрослых покидала городище без тяжелых чувств, твердо веря в лучшее. В одной из повозок, придерживая кувшины и горшки, сидела Сиггурд. Мышебор, удобно разлегшийся у нее на коленях, смело смотрел вокруг: на пронизанные солнцем сосны, на слой опавших желтых иголок, прикрывших песчаную почву леса, на отсвечивающую сизым воду реки Свинец в желтых песчаных берегах.

Вот прошли мимо могильника. Свежий курган над ладьей Фари с краю.

Тяжело вздохнула Сиггурд – там ее близкие, – но не попросила остановить процессию: это тяжелое прошлое необходимо оставить позади.

Взглянул на курган и Медведь. Там, там, в этом кургане, на дне похоронной ладьи, недоброй памяти Золотая Баба, засыпанная толстым слоем суглинка и песка. Кровь и слезы обманутых вогулов на этой Бабе.

Возвращается зло к свершившему его человеку, рассеивается вокруг него, не проходит бесследно – правильно отец Симеон говорил.

Пусть навек остается Золотая Баба с ее обманным блеском в земле, пусть никогда не возвращается зло на эту землю.

С утра Вера выскочила в ближайшую булочную – купить батон к чаю – и теперь возвращалась домой.

В этот утренний час на улице Ленина было мало людей. Вера шла без определенных дум, механически отмечая окружающие предметы. Вот впереди замаячила полная женщина в яркой кофте с начесом.

«Эти турецкие кофты очень теплые, – подумала Лопухова. – Удобные, наверное. Однако излишне яркие цвета, и много их уж больно, рыночные какие-то».

Разглядывая кофту, она обратила внимание и на ее хозяйку. В женщине было что-то знакомое. Да ведь это Ленуся!