Книга Судьба уральского изумруда, страница 118 – Алина Егорова

Услышав от умирающей бабушки про зарытый в Соломине изумруд, Алевтина не поверила ей. Она знала, что ее предки – Кочубеи – древний княжеский род и богатейшая семья Российской империи. Но какие от них могли остаться богатства спустя более сотни лет? Степан Кочубей, ее прадед, еще будучи подростком, был вынужден покинуть родную Полтавщину, чтобы не попасть под карающую руку пролетариата. Все сокровища Кочубеев остались либо в родовом имении в Диканьке, и там их растащила голытьба, либо были вывезены за границу на то время единственным оставшимся в живых сыном князя. Коллекцию драгоценных камней Кочубея, а точнее, то, что от нее осталось, у молодого князя купили и передали в московский Минералогический музей. Редкий по своим качествам крупный изумруд хранится там же, в музее. И тут бабушка сообщает, что уральский изумруд находится на ее родине, в Соломине. Во время крестьянского бунта в девятьсот пятом году, когда пылала усадьба Кочубеев, ее отец, Степан Кочубей, нашел этот изумруд в куче с мусором. Видимо, крестьяне, грабившие дом, не разглядели в уникальном самородке никакой ценности и выбросили за ненадобностью. Сам Степан едва не попал под раздачу. Опасаясь разъяренной толпы, он уехал к родне по материнской линии в Полтаву, а после Первой мировой войны подался к своей невесте в Соломино, где его никто не знал. Держать изумруд в хате было опасно, Степан его зарыл за огородом между сосной и елью. Сосну он посадил, когда родилась старшая дочь, Ганна, а ель – в честь младшенькой Нины. Так и росли они вместе: высокая, раскидистая сосенка обнимала ветвями, словно руками, стройную елочку. В сорок третьем году снаряд перерубил сосновый ствол, и дерева не стало. А елка росла еще долго, пока ее не выкорчевал заместитель мэра Козлов, затеявший на том месте строительство бани.

Алевтина не сразу отправилась в Соломино. Что там делать? – думала она. Ни разу ведь не была там. Но раз бабушке обещала навестить семейные могилы, ехать пришлось. Соломино предстало совсем не таким, каким описывала его бабушка. Теперь оно все утыкано коттеджами, самый роскошный из которых у белгородского чиновника Козлова. Он расположился на месте, где раньше был бабушкин дом, огород и посаженные деревья в их с сестрой честь. Из-за высоченного забора Алевтина не увидела ничего. Прежним в Соломине остался разве что огибающий его Северский Донец. И то, во многих местах к реке уже было не подступиться из-за обилия всевозможных построек.

С трудом нашла могилы своей родни – Пелагеи и Веры. Старые, с поржавевшими крестами, сильно заросшие. Когда-то за ними еще ухаживали соседи, пока сами не поумирали, а новому поколению сельчан это ни к чему, каждый живет своими интересами. Могилы Степана Кочубея нигде не было – он, вместе с другими жителями села, лежит в пепелище своего дома, сожженного немцами в сорок втором году.

На кладбище Алевтина познакомилась с одной словоохотливой женщиной. Ну как познакомилась? Спросила дорогу, та показала, попутно рассказывая все местные новости.

– Это очень интересно, но я тороплюсь на автобус, – пыталась отвязаться Алевтина, но тщетно – дама пока не вывалила ей все подробности, не отставала.