Книга Кофе со льдом, страница 89 – Софья Ролдугина

Еще некоторое время поглядев в жутковатую темноту туннеля, я собралась разворачиваться.

И тут кто-то резко дернул меня назад, а к носу и рту прижалась отвратительно, химически пахнущая тряпка. Я инстинктивно вдохнула, попыталась закричать, махнула наугад рукой… а потом сознание отчего-то начало уплывать.

«Запах… — догадалась я, вспомнив версии Эллиса. — Медицинский запах… Хлороформ?»

Но было уже поздно.

Сознание ко мне вернулось раньше, чем возможность двигаться, и в этом была моя удача.

Первые секунды все словно в тумане плавало. Не поймешь, где верх, где низ, тепло ли, холодно ли… Воспоминания о произошедшем были отрывочными, но и их хватило, чтобы испугаться до испарины. Меня бросили валяться в туннеле? Похитили? Со мной что-то… сделали?

Давний рассказ Эллиса об убийце, охотившемся за честью бромлинских красавиц, вспомнился как нельзя более некстати.

Разум прояснялся постепенно; я будто выныривала из тяжелого, болезненного сна. И вот уже могла различать явь и бред, собственные мысли — и обрывки какого-то разговора.

— …поешь, пожалуйста, Джим.

— Да какой я тебе Джим?!

— Не спорь, пожалуйста, Джим. Ради твоей маменьки…

— Да к бесам через кочерыжку и тебя, и «маменьку»! Пусти меня!

— Не забудь поесть, Джим. Доброй ночи.

Что-то хлопнуло, лязгнуло железо.

«Это ключ провернули в двери?» — пронеслась в голове догадка.

Чувство реальности вернулось ко мне уже полностью, хотя мысли еще плавали как в тумане. Кажется, я лежала на какой-то деревяшке, укрытая пыльным отрезом шерсти. Вроде бы целая, невредимая — и одетая. У меня как камень с души свалился. Значит, никто не покушался ни на мою честь… ни на оружие.

А значит, у меня есть шанс.

— Эй?

Голос был определенно мальчишеский и чем-то знакомый.

Что-то скрипнуло, потом зашуршало. Я замерла, стараясь дышать неглубоко и размеренно, на всякий случай притворяясь спящей.

— Ты как там? — чуть громче окликнул меня мальчишка и вдруг тихонько взмолился: — Ох, Небеса и все святые заступники, пускай она живехонька будет!

Я испугалась, что мальчишка сейчас расплачется, и наш тюремщик вернется с проверкой, а потому поспешила откликнуться:

— Все в порядке… кажется, — и осторожно села.

Голова закружилась, к горлу подступило, и я дернула туго завязанные шляпные ленточки, чтобы вздохнуть поглубже. Револьвер, слава небесам, был на месте; сверток с ним тяжело стукнул мне по ногам, и я едва успела ухватить шляпку за приколотую вуаль, чтобы он не свалился на пол.

Судьба и собственная глупость завели меня в комнату без окон, освещенную одной-единственной тусклой свечой в железном фонарике под потолком. В углу стояло жестяное ведро, судя по запаху, заменяющее ночную вазу; на широкой доске у двери курились паром две миски с горячей похлебкой или кашей, накрытые сверху ломтями хлеба; в углу валялся матрас, застеленный на удивление чистеньким шерстяным одеялом. Мне же служил ложем сбитый из деревяшек щит — занозистый, но тоже не слишком грязный. С краю на него присел щуплый светловолосый мальчишка лет тринадцати на вид, вглядывающийся в мое лицо с недоверием.

— Так ты ж… это… Она самая! — выдохнул он изумленно, встретившись со мной взглядом. — Которая к нам в приют ездила! А я, это… — он смутился не на шутку и потупил взор. — Ну, крысу дохлую тогда притащил. Но я не нарочно!