Книга Закон навязанных обстоятельств, страница 53 – Юлия Ефимова

– Нецелесообразно, – вздохнул Юлий. – Люди будут от меня шарахаться.

– А ты подключи свою коммуникабельность. Ты забыл, ты жутко обаятельный, тебе бабуля говорила.

– Думаешь? – недоверчиво спросил Юлий.

– Уверен. Поторопись, через четыре дня придет еще одна открытка, а мы на месте стоим, нет, не так, мы сейчас сделали два шага назад, теперь у нас еще есть снеговик, и мне очень нужны все факты.

– Мне очень льстит, что ты в меня веришь, вот я даже проникся к тебе за это, – говорил Юлий, умываясь в ванне, по-прежнему не снимая свой пуховик. – Но вот мне кажется, ты всё же переоцениваешь мои способности. Даже бабулечка в меня так не верила.

Но ответа не последовало, а когда Юлий вновь вернулся в комнату, там уже никого не было.

23 января 1920 года

Охотничий домик иркутского губернатора

Они жили здесь так, словно и не было войны, в единственной обжитой комнате усадьбы они топили камин, варили нехитрую еду и упивались своим счастьем.

Андрей не видел сейчас в Номине никаких недостатков, для него она была ангелом, спустившимся с небес.

– Я всегда думал, – говорил он, поправляя непослушную прядь на ее голове, – что ангелы должны быть белокурыми и голубоглазыми, а ты мой темный ангел. Нет, не черный, а именно темный. Ты ангел ночи.

Он сказал и тут же покраснел, потому что получилось несколько двусмысленно, и Андрей побоялся, что Номина обидится, но она лишь крепче прижималась к своему любимому, утыкаясь в него носом, словно стараясь впитать его запах навсегда.

Вдруг в дверь большой комнаты постучали. Они оба вздрогнули, потому что забыли, что кроме них на этой земле есть кто-то еще.

Когда Андрей оделся и вышел, за дверью стоял старый мичман и переминался с ноги на ногу.

– Плохи наши дела, Андрюха, – сказал он ему, закуривая старую трубку. – Адмирала в Иркутске чехи сдали управляющему городом эсеровскому «Политцентру».

– Откуда знаешь? – спросил Андрей. Ему вдруг стало очень стыдно, что он, русский офицер, вдруг забыл себя и наслаждается здесь какими-то глупостями, в то время как идет война.

– На станции сейчас был, с солдатом разговаривал, дезертиром он из Иркутска ехал. Говорит, его и премьер-министра Пепелева поместили под арест, – вздохнул мичман.

– Ну это же эсеры, не красные, – попытался увидеть хоть какую-то надежду Андрей.

– Все сначала так и подумали, это было на прошлой неделе, пятнадцатого, а вот два дня назад Политцентр передал власть в городе военно-революционному комитету большевиков вместе с сидящим в застенках Колчаком, – сказал мичман, опять тяжело вздохнув. – Ты бы брал свою девчонку, да бежал бы отсюда, не ровен час и в нашу глушь придет красная армия, и тогда никто твоим рваным штанам не поверит, у тебя на лице написано, что ты офицер.

Андрей взглянул на свои и правда рваные штаны, и кровь прилила к голове.

– Я прятаться не буду, пойду в Иркутск, примкну к нашим, – сказал он и стал снимать с себя брезгливо одежду, как что-то инородное.

– Ну, в Иркутск соваться не стоит, говорят, на выручку ему идет армия генерала Каппеля, – предостерег его мичман. – Тот солдат тоже решил к ним присоединиться. Кстати, он еще на станции сидит, вдвоем вам будет сподручнее найти их.

Когда Андрей вернулся в комнату, Номина сидела на диване и плакала.

– Ты что? – он подошел к ней и стал вытирать слезы. – Я вернусь за тобой. Обещаю, вернусь. У нас родится мальчик и девочка. Мальчик будет похож на тебя, а девочка на меня.