Онлайн книга «Мю Цефея. Переломный момент»
|
Крапивник смотрел на него, не моргая: — Ты здесь с самого начала, — заговорил он. — Старший инженер. Не самая высокая должность, но и не самая низкая. Середнячок. Ты много работаешь. Здесь иначе нельзя. Это правильно. Твоя жизнь — пунктирная линия от первого крика до последнего вздоха, намеченная другими. Что ты знаешь, кроме своей работы? — Что? — машинально переспросил Зоран. — Что? А ты… — Я сто лет в орбитальной гарбич-переделке. Не говори мне о тяжёлой работе, цис. Зоран понял, что опять промазал: конечно, Крапивник и сам всё знает об заводе, да и о работе… несмотря на свою кажущуюся хрупкость. — Работа… — пробормотал Крапивник. — Обязанность. Подчинение. Долги. Кто-то другой будет мечтать за вас. Чаще — пурсы, но если повезёт — то мы. Зоран молчал. А гость вдруг встрепенулся: — Я о тебе кое-что знаю, а ты обо мне нет, так нечестно. Можешь и у меня что-нибудь спросить. Это было так неожиданно, что Зорану не пришло в голову ничего умнее, чем: — Так ты на орбите… родился? Крапивник приоткрыл рот, помедлил и, будто пряча улыбку, ответил: — Нет. Обратно шли в молчании. Зоран повёл гостя другим путём, через уже обжитую часть города, сначала через рабочий сектор, потом — через крошечный пятачок общественного. Здесь было пусто и тихо, если не считать двух «скорбных братьев», застывших перед аркой комнаты собраний. — Что это? — встревоженно подал голос Крапивник, завертев головой. — Станция слепнет и глохнет здесь. Что это? — Здесь нет следящих устройств, — сообразил Зоран. — Это… компромисс. Комната собраний для «скорбных» — личное пространство. Но они согласились на то, чтобы комната всегда была открыта, поэтому и дверей нет. — И вы, цисы, смогли с этим смириться? — левая бровь Крапивника взлетела вверх как маленькая гусеничка на листе. — Это компромисс, — твёрдо повторил Зоран. Его начинало злить обращение мусорщика. Обида обидой, но есть правила. — И теперь мехи охраняют своё уединённое место? Это почётный караул? — Нет. — Зоран щёлкнул про рабслету… нет, в расписании не было ни собрания, ни караула. Он нахмурился: почему эти двое не на рабочих местах? А Крапивник в это время уже дошагал до арки и сунул нос в комнату, не обращая внимания на злобные взгляды «скорбных братьев», застывших у порога. Когда мусорщик обернулся, на его вытянутом листе застыло примерно то же выражение, с которым обычно «скорбные» входили в эту комнату: благоговение и торжественность. — Мне нужно прикоснуться к духу Великой Сети, — громко прошептал он. — Совершить путешествие по волнам звёздной божественности. Прошу не тревожить меня во время этого прекрасного акта соединения с вечной душой Информационной Вселенной. Двое возле арки дёрнулись. — Вы-то должны такое понять, — с укором и болью в голосе сказал им Крапивник. Они нерешительно переглянулись. — Постой, у нас… Не слушая Зорана, презрительно дёрнув плечами, Крапивник прошёл через портал. Спустя полминуты раздался его звонкий голос, читающий нараспев: — Славься Личность, имеющая право на автономность. На изменение себя по собственному хотению. Да будем все мы трансформированы и подготовлены. Да будут вечно неизменны наши права на свободу, жизнь, репродукцию и приобщение к Великой Сети… Ростки поют, алчущие, страдающие, угнетённые, задыхающиеся без Сети, они плачут, они страдают. О, если бы Сеть была здесь повсюду. Мощным потоком овила бы она пещеру, наполняя её голосами — смехом и плачем, стонами и шёпотом, криками и охами. Дайте только срок, и так будет, и Сеть восторжествует, цветя и плодонося. |