Книга Башня. Новый Ковчег 5, страница 12 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Сашка пошёл следом, совершенно не понимая, что надо от него, скромного студента первого курса административного сектора, этой блестящей красавице — заезженное выражение по-прежнему стучало в голове, — явно занимающей очень высокое положение в Башне. А то, что положение этой женщины было более чем серьёзным, Сашка понял сразу: едва они вышли из кабинета, откуда-то словно из воздуха материализовались двое мужчин в одинаковых чёрных костюмах и, как приклеенные, устремились за ними. С охраной у них в Башне ходили немногие. Почти никто. Разве что, члены Совета.

— А вы… кто? — Сашка не смог справится с любопытством и задал вопрос в спину идущей перед ним женщины.

— Я, — она повернула к нему изящную головку с идеально уложенными светлыми волосами и странно усмехнулась, и снова в этой усмешке участвовали только губы — глаза смотрели равнодушно. — Я — министр юстиции Бельская Анжелика Юрьевна и… твоя биологическая мать.

Сашка остановился, как вкопанный, не понимая — она что, шутит?

— Пойдём, тут не место устраивать сцены. Дома я тебе всё объясню, — и она, отвернувшись, ускорила шаг.

Сашка, оглушённый этой дикой фразой, поплёлся следом, чувствуя себя героем дешёвого бульварного романа и совершенно ничего не понимающий.

Квартира, куда его привела Бельская, впечатляла размерами, что было неудивительно: на верхнем ярусе Поднебесного уровня других и не водилось, но при этом она совершенно не походила ни на музейный склеп Рябининых, ни на радостные, солнечные комнаты Савельевых. Она была выхолощено стерильной: свет, проникающий через панорамные окна огромной и почти пустой гостиной, падал на молочно-белую обивку дивана, геометрически точного, с острыми прямыми углами, грустно скользил по гладкому, безликому паркету, натыкался на картины в одинаковых рамах, странные, ничего не выражающие картины — яркие разноцветные квадраты и треугольники, напоминающие рассыпанную детскую мозаику, и тускнел, выцветал, сливался с неживой белизной и растворялся в ней. Даже в душных апартаментах Рябининых, где антикварная мебель, тёмная и тяжёлая, обступала со всех сторон, было больше жизни, чем здесь, потому что в квартире Анжелики Юрьевны Бельской жизни не было, как не было и смерти — только пустота, красивая и звенящая пустота.

Анжелика Юрьевна кивнула прислуге, двум одинаково одетым горничным, которые бесшумно появились в гостиной и тут же, повинуясь её жесту, растворились где-то в бесконечных комнатах, и, указав Сашке на диван, сама отошла к стене, к большому, в полный рост зеркалу, перед которым замерла, с явным удовольствием разглядывая своё безупречное отражение.

— В общем, так, Александр, — медленно проговорила она, не глядя на Сашку. — Имя у тебя, конечно, немного простоватое, — она наморщила свой хорошенький носик. — Но менять его, пожалуй, не будем. Ни к чему. Александр… Алекс… Да. Я буду звать тебя Алекс. Алекс Бельский. Вполне неплохо.

Всё это она произнесла, не отрываясь от зеркала, словно разговаривала не с Сашкой, а со своим отражением, а Сашка Поляков, неожиданно превратившийся в Алекса Бельского, только хлопал глазами.

— Но… это, наверно, ошибка, — выдавил он из себя чуть слышно. — Я… у меня уже есть мама. Это недоразумение.

— К сожалению, это не ошибка, — Анжелика Юрьевна наконец-то повернулась к нему. — Твои родители, то есть те люди, которых ты считал своими родителями, тебя усыновили. Ты, как выражались в старину, плод моего греха. Мой муж, покойный муж, не мог иметь детей, а я была молода и не слишком осторожна. И, увы, не успела сделать аборт вовремя, а потом уже было слишком поздно, да и опасно для моего здоровья.