Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 149 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— Пойдём, тигрёнок, — она протянула ему руку.

Мир покачнулся.

И вместе с миром качнулся и поплыл над головой тяжёлый, чугунный крюк…

* * *

— У себя? — майор Бублик мотнул круглой перебинтованной головой в сторону кабинета Рябинина и уточнил. — Спят?

Селятин не знал точно, спит сейчас генерал или нет. Минут пятнадцать назад, ещё до того, как Руслану позвонил Островский, из кабинета доносился голос Рябинина: по всей видимости, тот разговаривал с кем-то по телефону, а может и сам с собой — к такому за последнее время Руслан тоже привык, генерал ещё не допился до белой горячки, но ему до неё оставалось совсем чуть-чуть.

Впрочем, чуть-чуть оставалось до всего.

Руслан Селятин со странным отстранением наблюдал, как всё вокруг стремительно движется к краху. Новые порядки неумолимо вторгались в жизнь, а армия, призванная эти порядки поддерживать, разлагалась прямо на глазах. Казалось, триггером стала смерть генерала Ледовского, но это была лишь видимость: Алексей Игнатьевич лучше, чем кто-либо другой понимал свою невечность и готовил себе достойную замену. Оба его потенциальных преемника, и Долинин, и Островский, были хороши. Оба обладали нужными качествами. Оба были честолюбивы и амбициозны, но ни один из них не принёс бы в жертву своему честолюбию то, что они ценили больше жизни: армию и честь. Да, оба они годились на должность генерала, и оба так и остались полковниками. А генералом стал Рябинин. И жизнь, к которой Руслан привык, пошла под откос.

Долинин исчез, а вскоре был объявлен предателем. Рябинин почти не просыхал. К власти рвался выскочивший ниоткуда карьерист Караев, пёр напролом, и вместе с ним наверх поднимался всякий мусор. А Островского разжаловали в патрульно-постовую службу.

Формально это, конечно, выглядело как кадровый перевод, но все вокруг всё понимали. Да и сам Севка тоже понимал и, может, даже лучше, чем кто-либо другой. Руслан видел, как замкнулся, ожесточился его зять, и в светло-голубых Севкиных глазах, казалось, навсегда поселилась несвойственная ему злость и то, что было куда как хуже злости — равнодушие. А гори оно все огнём — отчётливо читалось на лице Севы Островского, и это было страшно.

И вот Островский только что ему позвонил. Почти ничего не объяснял, просто спросил, доверяет ли он ему? С ним ли он? И Руслан коротко ответил: да. Потому что это был прежний Севка. И ещё — потому что Руслан подсознательно ждал чего-то похожего последние несколько дней.

— Да чёрт его знает, спит он или нет, — Селятин на вопрос Бублика только пожал плечами. — Недавно гундосил чего-то, то ли по телефону с кем разговаривал, то ли сам с собой. У него бывает. Допился уже до чёртиков.

Румяный капитан Истомин, сопровождавший Бублика, весело заржал, но тут же замолк под укоризненным взглядом майора.

— От же ты, соколик, громкий, как труба иерихонская. Можэ, голубь там наш спит, аки младенец розовый, а ты будильник включил.

Истомин покраснел, а Бублик, спрятав в усы улыбку, тихо скомандовал: «за мной, соколики» и, толкнув дверь, бодро вкатился внутрь. Истомин и ещё двое из патрульно-постовой ввалились следом, но, не сделав и пары шагов, застыли как истуканы. Селятин, который остался в приёмной и через приоткрытую дверь видел лишь замершие спины солдат, ничего не понимал.