Онлайн книга «Башня. Новый Ковчег 6»
|
До Сашки вдруг дошло, что он всё это время смотрит только на Веру, на её хмурящееся лицо, на руки, на краешек бедра, выглядывающий через порванный разрез юбки — кожа казалась молочно-белой в серебристом свете люстры. Это понимание обожгло его, и он невольно вздрогнул, чувствуя, как стыд жаркой ладонью коснулся его щёк, резко отвернулся, задел взглядом Нику, сидевшую рядом с подругой, потом Марка. Вот кто сильно изменился за последние несколько дней или даже часов (если вообще не минут), так это эти двое, причём изменился настолько сильно, что Сашка с трудом их узнавал. Они — Марк и Ника — всегда были чём-то неуловимо похожи. Не внешне, а скорее внутренне. Оба открытые, смешливые, доверчивые, они лучились тем самым светом, какой исходит от всех любимых и долгожданных детей, у таких людей, ни в детстве, ни во взрослом возрасте не бывает и не может быть врагов — везунчики и счастливчики, которым жизнь сама дает всё в руки. Сейчас этот внутренний свет в них погас. Марк молча подпирал стену, взгляд потемневших глаз был пустым, стерильным, словно в Марке отключили все эмоции — горе, радость, любопытство…, всё отключили, оставив для чего-то лишь способность ходить, дышать, говорить. Сашка не знал, как бы он сам повел себя, если б ему сообщили о возможной смерти родителей (настоящих родителей — не Анжелики с Литвиновым), возможно, плакал бы, может быть, кричал или злился, но Марк… Марк просто окаменел, и его всегда весёлое и живое лицо застыло, превратилось в восковую маску. Ника, напротив, была крайне деятельна и возбуждена. Она сидела рядом с Верой, почти не обращая на неё никакого внимания, вертела в руках пистолет, а в стальных серых глазах, ставших вдруг жёсткими, — Сашка видел такой взгляд у Павла Григорьевича, — застыла холодная решимость. Пистолет в тонких девичьих руках приковывал к себе внимание. Не только Сашка смотрел на него, Лёнька тоже косился, и Митя, и Вера — только Марку было на всё наплевать. — Значит, так, — Ника ещё раз провела ладонью по гладкому чёрному корпусу, задержала палец на спусковом крючке (Сашка мысленно дёрнулся, едва нашёл в себе силы не сорваться с места) и, чуть склонив набок голову, сказала, обращаясь ко всем и одновременно ни к кому. — Если блокада с АЭС уже снята, значит, я могу пробраться к отцу. — Теоретически, да, — Лёнька быстро переглянулся с Сашкой. Из всей их компании, подавленной и одновременно возбужденной, они с Лёнькой были, пожалуй, единственными, кто сумел сохранить хоть какие-то остатки разума и возможность трезво рассуждать. И Лёньку, как и самого Сашку, — это тоже было видно, — Ника сильно тревожила. — Теоретически, — повторил он. — Но… — Вот и хорошо, — перебила его Ника. Её губы странно изогнулись, со стороны казалось, что она улыбается, но это было не так. Потому что, если это и была улыбка, то нарочитая, специальная, как будто фотограф попросил обиженного на весь белый свет ребёнка улыбнуться, фальшиво пообещав, что сейчас вылетит птичка, и тот картинно растянул рот, состроив полуулыбку-полугримасу. Впрочем, не только улыбка была ненастоящей — искусственным было всё: тон, движения, слова, поворот головы, пистолет этот, маленький и блестящий, похожий на зловещую игрушку, который она не выпускала из рук. С этим пистолетом вообще была беда. Сашку не покидало ощущение, что он сродни пресловутому чеховскому ружью и выстрелить может даже не фигурально, а вполне себе по-настоящему. Хотя бы потому, что из него уже стреляли. |