Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 20 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

Очутившись за дверями кабинета, Оля уже не сдерживалась: почти бегом устремилась в сторону туалетов, где, закрывшись в кабинке, достала из кармана документ, сгорая от нетерпения.

Оля Рябинина ожидала увидеть что угодно, но только не это. В руках она держала копию служебной записки на получение пропуска, к которой, как и полагалось, была пришпилена копия самого пропуска. Имя и фамилия, указанные в служебной записке, Оленьке ничего не говорили, какая-то уборщица, Надежда Столярова, а вот пропуск, точнее, не сам пропуск, а маленький квадратик фотографии, заставил Оленьку почти взвизгнуть от восторга. С нечеткого размытого скана чёрно-белой фотографии на Олю Рябинину глядела Ника Савельева.

— Здравствуйте, — красивая темноволосая женщина, сидевшая за секретарской стойкой, вопросительно посмотрела на Олю Рябинину.

— Я — Ольга Рябинина. Мне нужно к Ирине Андреевне.

Поздороваться в ответ Оленька не сочла нужным, просто представилась, придав взгляду торжественность и холодность, но, кажется, её фамилия не произвела на женщину должного впечатления.

— Ирина Андреевна занята.

От наглости секретарши Оля слегка опешила. Почему-то ей казалось, что теперь все двери автоматически открываются перед ней, достаточно назвать свои имя и фамилию, но эти двери открываться перед ней не спешили.

— Так доложите ей, кто пришёл.

Оленька посчитала, что на этот раз она вложила в голос максимум твёрдости. Так ли это было на самом деле или нет, но секретарша, вежливо улыбнувшись, всё-таки сняла трубку внутреннего телефона. Маркова, судя по раздавшемуся голосу, оказалась более сознательной, и Оленька, не дожидаясь, когда дура-секретарша предложит ей войти, самостоятельно прошествовала в кабинет.

— Ольга Юрьевна, — хозяйка кабинета шагнула ей навстречу, выдавив из себя кислую улыбку. Аккуратное каре обрамляло узкое треугольное личико, светло-бежевый костюм болтался на худой фигуре словно на вешалке.

Эта женщина была даже не некрасива (наверно, при должном уходе и хотя бы капельке вкуса и из неё можно было сделать что-то привлекательное), — она отталкивала. Возможно, дело было в брезгливом выражении лица или в водянистых глазах цвета испитой заварки, или в чём-то, что называется внутренним светом человека или внутренней тьмой — хотя Ирине Марковой больше подошло бы слово «внутренняя пустота», — но даже Оля немного растерялась. До сегодняшнего дня сталкиваться с министром административного сектора Оленьке как-то не доводилось, если не считать того раута, где было объявлено об их помолвке с Верховным, но тогда Оля не обратила на неё никакого внимания. А раньше, когда Ирина Андреевна ещё была женой Кравца (этого хмыря Оля помнила, он имел какие-то свои делишки с её отцом), Олина мама скорее удавилась бы, чем пустила её в дом. Неожиданное же возвышение Марковой вроде бы всё изменило, но Наталья Леонидовна продолжала соблюдать холодный и выжидающий нейтралитет. Это отчасти объяснялось природной осторожностью, а отчасти тем, что Маркова приходилась дальней родственницей Анжелике Бельской, маминой подруги, которая Маркову терпеть не могла.

Оленька с нескрываемым удивлением рассматривала мышиное лицо Ирины Андреевны, жидкие серо-коричневые волосы с завитыми внутрь концами, аккуратную, такую же завитую чёлочку, сквозь которую просвечивал узкий лоб, и вдруг поймала себя на мысли, что эта женщина похожа на Анжелику. Те же мелкие черты лица, тот же разрез глаз, та же субтильность фигуры, которая у Анжелики Бельской развилась в стройность, а у Марковой выродилась в костлявую худобу.