Книга Башня. Новый Ковчег 6, страница 83 – Евгения Букреева, Ольга Скляренко

— О, Сергей Анатольевич! — Некрасов при виде Верховного оживился ещё больше. — Представляете, наш юный друг так и не смог… не смог…

Он опять зашёлся в хохоте, даже картинно согнулся, держась рукой за живот.

Ставицкий перевёл недоумевающий взгляд с Некрасова на Сашку.

— Алекс?

Лицо Сергея Анатольевича было бледным и измученным, глаза уже не горели, а напротив потухли, стали растерянными и безжизненными. За сегодняшнее утро Сашка видел Верховного только в двух состояниях: безудержного воодушевления и полной апатии. Сейчас было как раз второе. Сергея Анатольевича словно перевели в спящий режим, и теперь он смотрел на него, на Некрасова, на шкаф, за мутноватым стеклом которого поблескивали колбы и пробирки, и, кажется, не совсем понимал, кто перед ним. Сашка не знал, стоит ли произносить перед Верховным заготовленную там, в будуаре, речь, но всё же решился.

— Сергей Анатольевич, я правильно понимаю, что нам необходим только качественный материал? Ведь так?

При слове «материал» в глазах Верховного, необычно больших и наивно-детских — толстые линзы придавали им странное выражение, Сашке иногда даже казалось, что перед ним ребёнок, — возникло какое-то узнавание. Сергея Анатольевича как будто медленно включали, переводили рычажки механизма, щёлкали тумблерами, и он просыпался, хлопал ресницами, и взгляд его становился всё более осмысленным.

— Разумеется, Алекс, — произнёс Верховный. Он говорил медленно, слова растягивались, удлинялись, плавно перетекая одно в другое. — Разумеется, нам нужен качественный материал.

— Просто, понимаете, пока я был в той комнате, я вспомнил одну вещь.

Сашка попытался поймать взгляд Верховного, задержать его, сфокусировать на себе. И ему это удалось. Сергей Анатольевич наконец уставился на него и замер.

— Возможно, это как-то может помешать, — продолжил Сашка. — Дело в том, что я вчера не мог уснуть, наверно, слишком переутомился, и в аптечке дома я нашёл снотворное. Думаю, что это очень сильный препарат, потому что я до сих пор чувствую некоторую сонливость. И я подумал… подумал, что это как-то может нехорошо сказаться на качестве моей… моего материала.

Последний невидимый тумблер беззвучно щёлкнул, и Ставицкий «включился» окончательно. Взгляд его просветлел, на лице появилось выражение собранности, и он повернулся к Некрасову.

— Это так?

С губ Некрасова уже сошла идиотская ухмылка. В отличие от Верховного он слушал Сашку внимательно — этот человек, развязный и хамоватый, всё же был профессионалом.

— Что за препарат? — спросил он Сашку.

— Пентабарбитал…

Именно это название Сашка вспомнил, сидя в «будуаре». Идея родилась неожиданно, вдруг, возникла из прошлого. Из совсем ещё недавнего прошлого.

— Это пентабарбитал, очень сильное снотворное, его надо рассчитывать аккуратно.

Катюша доставала из коробки, которую держал перед ней Сашка, лекарства и медикаменты и убирала их в шкаф. Блистеры таблеток, прозрачные стеклянные капсулы, пластмассовые баночки, которые громко гремели при встряхивании, упаковки со шприцами, длинные тюбики с плотно завинченными крышками. Катины руки, маленькие пальчики с розовыми, коротко постриженными ноготками мелькали перед Сашкиными глазами. Она всё делала быстро, споро и говорила-говорила, тоже быстро, как бусинки пересыпала, перескакивая с одного на другого: с очередной выходки Кира на жалобы кого-то из пациентов, с романа Анны Константиновны и Савельева на уколы, которые надо бы поставить Иосифу Давыдовичу, с больничных сплетен и рассказов на названия лекарств, которые сейчас юрко перекочевывали из коробки в шкаф.