Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 15 – Ольга Скляренко

От обиды на глаза навернулись слёзы, и Кир раздражённо усилием воли загнал их обратно. Ещё не хватало реветь, как девчонка, из-за этих двух уродов. Не дождутся. Особенно задело Кира то, что говорил о нём в основном Савельев, а Литвинов, этот гад, даже, кажется, его защищал. Хотя он так и не понял, защищал ли, или просто издевался в своей привычной насмешливой манере. Но Савельев, отец Ники. Как он мог? Книжек он, Кир, видите ли, не читал. А ведь он как раз читал, много читал в последнее время. Всё хотел дотянуться до Ники, соответствовать. А им всем плевать. Да Савельев толком и не поговорил с ним ни разу. Когда он ещё встречался с Никой и часто бывал у неё, Павел Григорьевич скользил по нему усталым взглядом, чуть снисходительным и слегка удивлённым, словно никак не мог взять в толк, что его девочка нашла в нём, в Кирилле Шорохове. Отщепенце из нижних теплиц.

Да ему, всесильному Савельеву, плевать было на Кира. Документы он его посмотрел, какая честь. Сам Глава Совета снизошёл. Оценки его не глянулись. Разве он пытался понять его, хоть раз? Нет, посмотрел на оценки и тут же решил, что он, Кир, не пара его дочери. А ведь Кир это знал, чувствовал, что не пара. Что не стоит даже начинать. И ведь прав он был. Тысячу раз прав. И мама тоже тогда говорила отцу про то, что он не ровня Нике. Послушаться бы, но нет. Размечтался, наивный придурок! Поверил в сказку, кретин!

А ведь это именно Савельев, сам, собственной персоной, заявился тогда к нему, к Киру, утопающему в сомнениях, и пригласил к себе. И тогда Кир решил, что Савельев, наверное, когда-нибудь сможет его принять.

Ага, как же. Держи карман шире! Просто его любимая дочь переживала, вот Савельев и решил доставить дочурке пропажу, чтоб она не плакала. Как игрушку из магазина. А он и был той игрушкой. Дешёвой игрушкой, которую по прихоти ребёнка, покупают только для того, чтобы он не плакал. А когда игрушка надоедает — задвигают в дальний ящик и забывают. А потом и вовсе выкидывают. И как только он, Кир, мог подумать, что он станет там своим? Он? Двоечник, гопник, отщепенец из низов.

Кир зло сплюнул. Вот же привязалось теперь это. «Отщепенец». И ещё почему-то в голове то и дело всплывало странное словечко «мезальянс», словно вырванное из допотопного слезливого романа. Кир не встречал раньше этого слова, но по смыслу всё было понятно. Да даже если бы и не было, нетрудно догадаться — слово было противным, скользким, шипящим, словно змея. Это у них с Никой — мезальянс. Кир скривился, примеривая это мерзкое слово к их отношениям.

Обида немного схлынула и уступила место злости. Да как они смеют? Кто они вообще такие, чтобы вот так, снисходительно, свысока, обсуждать его, Кирилла Шорохова, решать, достоин он или нет. Выворачивать его наизнанку, оценивать. Кто они такие, вашу мать? Да где вообще был бы сейчас тот же Савельев, если бы не он, отщепенец из нижних теплиц? Кормил бы крабов на дне? Валялся на вонючей платформе и гнил среди крыс? И теперь вот сквозь зубы — «не из нашего мира».

А он-то, Кирилл, думал, что мир у них общий. Башня, она же одна, на всех. Но у Савельева был другой мир. В который входил он, Литвинов, Анна Константиновна, Ника, Марк, братья Фоменко, даже Сашка Поляков и тот был больше свой для них. Ну и, конечно же, Стёпа. Сын Мельникова.