Книга Башня. Новый Ковчег-3, страница 196 – Ольга Скляренко

— Я помню, Серёжа, помню. Но сейчас не до этого. У меня только что был Кравец!

Эту фразу Рябинин буквально выкрикнул, и Сергей опять поморщился, даже не пытаясь скрыть этого. Он не любил, когда повышали голос.

Ставицкий оторвался от стола и медленно прошёлся по кабинету, тому самому кабинету, который достался ему по наследству от деда Арсения. Удобному, основательному, который не терпел суеты, крика, неряшливости и неопрятности. Сергей искоса посмотрел на Рябинина, грузно растёкшегося в кресле и теребящего пальцами ослабленный галстук, на его жирную, покрасневшую шею, сальными складками нависающую над несвежим воротником рубашки, и почувствовал непреодолимое отвращение. Брезгливость и неприязнь, которые охватывали его при виде Юры Рябинина, в последнее время становились всё сильней и сильней, и Сергею приходилось с каждым разом прикладывать всё больше усилий, чтобы не выдать себя.

— Кравец, — повторил Рябинин срывающимся на крик голосом.

— Я слышу, Юра, — мягко осадил его Сергей. — Не нужно кричать.

Вот ещё одна головная боль — Кравец. По-хорошему его давно следовало бы устранить. Попутно повесив на него убийства Ледовского и Савельева. Причём повесив именно на труп Кравца — живой он мог слишком много наговорить. Беда была в том, что сначала Юра напортачил с генералом и сдуру уничтожил все улики, которые Сергей планировал подкинуть Антону. А потом Кравец и сам проявил инициативу — привлёк для убийства Павла Вадика Полынина, сразу же обрубив все концы. И как теперь навесить все эти подвиги на Кравца, Сергей не придумал. Пока не придумал.

— А что он хотел? — Сергей вернулся на своё место и сел напротив Юры.

— Предложил мне предать тебя, — Рябинин снова потеребил свой галстук, и Сергей заметил, что на вороте рубашки не хватает одной пуговицы. Грязные ошмётки ниток против воли приковывали взгляд, а запах алкоголя теперь, на таком близком расстоянии, резко бил в нос, сбивая с мысли. Нет, надо будет обязательно поговорить с Наташей, пусть проведёт с мужем воспитательную работу.

— Представляешь, Кравец даже покопался в архиве и выкопал то, что ты — не совсем Ставицкий, — продолжил Рябинин.

— Да? — Сергей снял очки и задумчиво протёр их. — Как интересно…

— Правда, он пытался убедить меня, что ты какой-то подкидыш. Твоё настоящее происхождение он так и не выяснил.

— Вот как? — Сергей снова надел очки. — Спасибо, что сообщил. Я подумаю, что нам делать с этой вновь образовавшейся проблемой. Возможно, придётся его убирать. А ты, Юра, теперь иди домой и приведи себя в порядок — нельзя ходить в таком виде, ты же — Рябинин, а Рябинин — это имя. Об этом нельзя забывать.

— Это ещё не всё, — Юра пропустил замечание Ставицкого мимо ушей, кажется, он действительно был чем-то напуган. — Черт, Серёж, жарко у тебя что-то. Есть что-нибудь выпить?

Лицо, даже лысина Юры стали пунцовыми и покрылись мелкими каплями пота, крупный, безвольный рот распустился, уголки поползли вниз, губы неприятно блестели, и Юра периодически облизывал их, некрасиво причмокивая. Он был похож на раздувшуюся жабу, большую и неприятную, его блёклые, слегка выпученные глаза смотрели, не отрываясь, и в них застыла безвольная тоска опустившегося алкоголика.

Юру Рябинина невозможно было любить. Но его нужно было терпеть. Терпеть вот такого — спивающегося, трусливого, придавленного крепким каблуком жены. Но своего.