Книга Тайна ордена Еретиков, страница 217 – Владимир Голубченко

– Учитель! – внезапно крикнул старик, быстро шагавший прочь от братской могилы команды черного Барта. Его шаги были быстрыми, изредка сбивавшимися на некое подобие припрыжки. Внимание старика было явно чем-то захвачено, чем-то к чему он очень спешил.

Профессор знал, куда так устремился старик. Несмотря на сумятицу, внесенную Робертсом, Иван по своему обыкновению все же успел оценить убранство зала, просканировав его сверху вниз. Еще до того, как приступить к мародерству, он заметил мелкие, практические не заметные полосы-царапины на мраморе. Рытвины тянулись от самых врат, аккуратно огибали основной зал и исчезали за очередными, в этот раз менее вычурными вратами. Очевидно, это был проход к остальным помещениям дворца. В конце концов, это был дом, а в доме нужно было где-то спать.

Стоило Ивану увидеть эти полосы, он сразу понял, что это следы, следы чего-то тяжелого, что когда-то давно, волоком протащили через весь зал. Иван прекрасно понимал, что это было, но несмотря на ощущения столь короткого шага до заветной цели, он был всецело занят поисками последних слов пирата.

Иван не мог, нет, он просто не хотел верить, что Робертс оставит его без эпилога, без нескольких раскидистых слов высокопарного английского языка, в которых коротко но емко сравнит себя с новыми мессией, или на худой конец мучеником. И вот, когда профессор уже практически отчаялся найти хоть что-то, когда где-то впереди раздался знакомый уже звук шестеренок, приведенных в движение магистром, его глаз зацепился на маленькую скрутку, покоившуюся на гладком мраморе чуть поодаль правой ноги пирата.

Ликуя, профессор схватил мелкий листок, развернул и впился в строчки, нанесенные знакомым почерком:

«На камне сем я спасу Церковь мою…»

Быстро прочитав семь коротких слов, звучание которых знал должно быть каждый человек на земле, профессор расплылся в широкой улыбке. По какой-то невероятной причине, как казалось Ивану, имевшей нечто общее со «Стокгольмским синдромом», он испытывал благоговейный трепет удерживая короткое посмертное изречение капитана Робертса. Да, оно не имело ничего общего с понятием логики и несомненно принадлежало истинному безумцу, сумевшему завладеть умами нескольких десятков людей и привести их к столь печальному исходу. Но по какой-то причине, профессор понимал, что не найди он эту записку, не прочти слова, указывающие на то, что Черный Барт ни много ни мало приравнял себя к спасителю, он был бы расстроен. Нет, это было бы не просто расстройство. Та грандиозная жизнь, прожитая пиратом, без этой короткой строчки не была был полноценной. Для Ивана, истинным окончанием жизни этого сумасбродного человека были семь коротких слов, несомненно написанных замутнённым сознанием.

Аккуратно свернув клочок бумаги в маленькую трубочку, профессор бережно, на сколько мог, спрятал ее в карман и уже готовился двинуться в след Лебелетье, когда на короткий миг, вновь вперился взглядом на останки Робертса. Повинуясь бессознательному, Южин протянул руку и мягко коснулся старых костяшек. Удивительно, посреди всего великолепия мифического города, неподдельную радость, граничащую с экстазом, как бы громко это не звучало, профессор испытал только сейчас. Только сейчас, когда среди бесчисленного множества драгоценностей, буквально валявшихся у него под ногами, историк спрятал последнее послание капитана в карман, он ощутил истинное блаженство.