Книга Дом у скалы. Все остальное – декорации, страница 2 – Татьяна Василевская

– Да, нормально все. Я же понимаю, что жизнь не стоит на месте. Рад, что у нее все хорошо, – ответил прежний воздыхатель старшей дочери, уже успевший переварить новость и взять себя в руки.

Высадив детей у школы и проведя ежедневный тридцатисекундный инструктаж о поведении, молчании во время уроков, аккуратности и т.д. Ольга, наконец, поехала по своим делам. Наслаждаясь воцарившейся в машине тишиной и спокойствием.

–

Филип Дворжский элегантным, аристократично-утонченным движением отрезал тонкий ломтик мяса и не менее элегантно и аристократично отправил его в рот.

– Каждый раз, сидя с тобой за одним столом ощущаю себя плебейкой, – усмехнулась Ольга.

Дворжский улыбнулся.

– Мне кажется, что нож и вилку, мне и брату, выдали прямо на родильном столе, акушерка держала их наготове и как только мы явились на свет, сразу же их и вручила. Мать помешана на подобных вещах, – он засмеялся. – Если бы кто-то из нас положил локти на стол, как ты сейчас, она, наверняка, слегла бы на неделю от переживаний, а то и вовсе отреклась бы от такого чудовища.

Ольга убрала руки со стола.

– Надеюсь, ты не расскажешь маме? – с улыбкой сказала она.

– Когда мальчишки гоняли мяч во дворе, я разучивал гаммы, а, когда, набегавшись с мячом, они принимались играть в прятки или ножички, у меня начинался урок живописи или французского. Если не было занятий, мы шли в Третьяковку или в Пушкинский. По выходным – обязательный поход в консерваторию или театр. Симфонический оркестр играл Баха, Моцарта, Шуберта, зал переполнял восторженный трепет. А я, сидя в накрахмаленной рубашке и отутюженном костюме, естественно, с прямой спиной, мечтал о том, как я кидаю перочинный ножик, и он втыкается в землю, а другие мальчишки завидуют, какой удачный бросок у меня получился и сколько сразу я отхватил себе территории, – усмехнулся он.

– Жалеешь, что у тебя этого не было? Тебе хотелось гонять мяч, и ты завидовал мальчишкам, которые бегали за окном? Прекрасный, недостижимый для тебя, мир порванных штанов, ругательств, драк, неприличных надписей на заборе, – смеясь, поинтересовалась Ольга. Ей показалось, что приятель хоть и говорит насмешливо, но в его словах проскальзывает едва уловимая грусть.

Филип пожал плечами, естественно, необычайно элегантно и аристократично.

– Да, нет, конечно. Сейчас-то это вообще уже не важно. Хотя, иногда мне кажется, что если бы у меня тогда были и чисто детские развлечения, вреда от этого не было бы. Наверное, я единственный ребенок, ни разу в жизни не порвавший штаны, перелезая через забор и не разбивший коленку.

– Хочешь, можем поиграть как-нибудь в прятки или в ножички, я в детстве играла. Можно в казаков-разбойников. Я еще обожала классики, резиночки, прыгалки. Могу научить. С коленками тоже разберемся, – улыбаясь, предложила она.

– Уверена, что мы еще годимся для резиночек и прыгалок? Коленки разбивать, мне кажется, уже несколько поздно, – усмехнулся Филип.

Он пристально посмотрел на свою собеседницу.

– Оль, с тобой все нормально?

– Ты по поводу прыгалок? Думаешь, я сошла с ума, предлагая такое?– попыталась отшутиться она. Какие все вокруг наблюдательные! Просто вся жизнь, как под микроскопом. Все все замечают.

– Нет. Я по поводу того, что ты как будто сама не своя. Что случилось? Ну, я же тебя знаю прекрасно. Вижу, что ты какая-то не такая. Что-то тебя беспокоит.