Книга Дом у скалы. Все остальное – декорации, страница 32 – Татьяна Василевская

– Мам, у тебя все нормально? – встревоженно спросила старшая дочь, иногда все же умеющая вести себя как старшая.

Ольга кивнула на пакет.

– Давай, не томи. У меня все прекрасно.

Инна достала длинный плоский футляр.

– Ааа! Мама! Смотри! Смотри! Боже! Боже! – верещала дочь, подпрыгивая от переполнивших ее эмоций. Она бережно достала золотое колье, сверкающее и переливающееся бриллиантами и рубинами.

– Да, у кого-то с головой явно не в порядке, – сказала Ольга. – Ну, вероятно, это свадебный подарок.

– Оно такое! Боже!

Мальчики, не обращая внимания на восторги сестры, по поводу какой-то дурацкой блестящей ерунды, пыхтели в углу над своими подарками. Шуршали бумажками. Нетерпеливо разрывали картонные упаковки.

Через пару минут комнату наполнили нескончаемые восторженные вопли, каждый из которых был раз в пять громче и продолжительнее того, который перед этим издала Инна. «Ну, вот прекрасно. Все счастливы. Что еще нужно матери?» – глядя на детей подумала Ольга. В душе была беспросветная тоска, которую, к сожалению, невозможно излечить ни каким количеством даже самых замечательных подарков.

– Айкуша, тебе я ничего не привезла. Прости, дружок, – она погладила подошедшего к ней пса. Лизнув руку, он положил морду на ее колени и преданно посмотрел в глаза. – Но, ты и так меня любишь, бескорыстная песья душа, я знаю, мой хороший.

Ольга обвела взглядом просторную гостиную. Посмотрела на радостные лица детей. «Как-нибудь я справлюсь. Один человек не может заменить целый мир. Все пройдет. Несколько дней, и все забудется…»

Квартира была маленькая и грязная. Насквозь пропахшая перегаром и сигаретным дымом. Каждый день в ее стенах происходили скандалы, порой переходившие в потасовки и настоящие драки. Игорь привык не обращать внимания, не замечать, что творится вокруг. Когда становилось совсем невмоготу – он убегал. Ночевал в подвале. Устраивался на теплых трубах, сворачивался калачиком и слушал, как шумит вода. В углах то тут, то там что-то шуршало, возможно, мыши устраивали возню. Иногда приходил какой-нибудь бездомный кот. Устраивался рядом, и они вместе засыпали под шум воды и шуршание. Иногда он не возвращался домой по два, по три дня. Когда приходил назад, там все было тоже самое, как и перед его уходом. Мать обычно не замечала, что его нет. Если все же замечала, начинала орать, иногда драться. Тогда он снова уходил.

Бывало, что кто-то из ее ухажеров колотил его. Мать не вмешивалась, не пыталась заступиться. Она и сама то и дело ходила с фингалом или разбитой губой, или распухшим носом.

Он ненавидел всех ее мужиков – вечно пьяных, матерящихся, больше похожих на животных, чем на людей. И ее ненавидел. Не за то, что она тоже почти всегда была пьяная, ничего не соображающая. И не за то, что могла избить его до синяков или позволить сделать это очередному любовнику. Ее он ненавидел за то, как она висла на этих скотах, позволяя им вытворять, что угодно. Униженно цеплялась за очередного кавалера, которому она надоела, и он решил от нее уйти.

В памяти, порой, всплывало расплывчатое воспоминание – мать смеющаяся, красивая, в нарядном платье. Она держит его за руку, что-то ласково и весело говорит, и они идут куда-то. В какое-то приятное, интересное место. Но куда именно он не помнил. Только мать, окруженную ярким солнечным светом. Возможно, они куда-то ходили, когда он был совсем маленький. Когда отца еще не посадили, а мать не начала пить и не опустилась. Отца он совсем не помнил. Из тех времен в памяти остался только этот маленький обрывок. Как фотография в альбоме.