Книга Если бы, страница 77 – Татьяна Василевская

— Кукушонок, ты чем в Москве займешься? — спросил Сергей.

— Не знаю. Работать пойду. А ты?

Сергей не хотел говорить о своих планах насчет Веры, что бы не сглазить. Вместо этого он сказал:

— Тебе учиться надо. Ты способный. В институт поступай. В этом году еще на вечерний можешь попробовать успеть поступить.

— Не знаю. Я про институт не думал. Хотя можно попробовать.— задумчиво сказал Кукушонок, даже удивляясь, почему такая мысль ни разу не приходила ему в голову. — А точно Серега, попробую. Если в этом году не поступлю, то в следующем обязательно попробую.

— Ты лучше не откладывай. — посоветовал Сергей. — Когда начинаешь назавтра и на после завтра откладывать, так может и вся жизнь пройти, и так ничего и не сделаешь. Поднажми, как в Москву приедешь. Подготовься и поступи. Захочешь, на будущий год на дневной переведешься.

Солнышко приятно пригревало лицо, плечи, грудь. Оно было совсем не горячим, а ласково-теплым. Северное лето, по Московским меркам, было прохладным 17—18 градусов. В самые теплые дни градусов 20.

Николаич с утра поехал в город. Нужно было отвезти Эрчима в аэропорт. У его сестры была свадьба. Эрчим обещал вернуться дней через пять. Так, что у них еще будет время проститься. Николаич, наверняка, привезет письма. Хоть поездка и внеплановая, но почта, наверняка, уже ждет в аэропорту. Все таки сегодня просто отличный день улыбнулся Сергей, лежа с закрытыми глазами. От безделья, и от ласковых солнечных лучей тянуло в сон.

Ближе к вечеру вернулся Николаич. Как и ожидалось он привез с собой письма. Еще с утра договорились, что вечером устроят баню, а потом устроят вечерние посиделки с водочкой и песнями под гитару. Настроение у всех было прекрасным.

Саня Белов отправился в вагончик оборудованный под баню «подготавливать процесс», как он это называл, а остальные, разобрав почту отправились по своим вагончикам.

Сергей заканчивал читать письмо от Веры, когда Зима, дочитав свое, встал и направился к двери. Сергей оторвался от чтения услышав шум. Подняв голову он увидел Пашу, потирающего плечо и ошарашенно смотрящего вслед Зиме выходящему в дверь вагончика. В следующую секунду дверь захлопнулась с такой силой, что едва не слетела с петель, а весь вагончик содрогнулся от ее удара.

Все находившиеся внутри смотрели друг на друга с недоумением.

— Чего случилось? — спросил Сергей.

— Да хрен его знает. — сказал Паша. — Налетел на меня, чуть не сшиб. Плечо до сих пор больно. Может в письме, что. С женой у них, видать не лады. Она ему вообще редко пишет. Может чего нехорошее написала. Он же вообще ничего не рассказывает, все при себе держит.

Зима, действительно, был самый неразговорчивый изо всей бригады. Работал он ловко, толково. Не отлынивал. Но дружбу ни с кем не заводил. Когда выпивали в вагончике у Николаича, все смеялись, рассказывали разные истории. Зима всегда сидел молча. Редко улыбался. Ничего не рассказывал, ничего ни у кого не спрашивал. Был сам по себе. Единственное, что знали про его личную жизнь, что он женат. Жена писала ему редко. То ли не ладилось у них, то ли так просто заведено было. Никто не знал. Да никто и не спрашивал. Не хочет человек говорить и не надо. Но сегодня, видимо, действительно, что-то произошло, потому, что Зима был сдержан во всем. Никогда никого не задирал и, в общем-то, никто не видел, что бы он злился или из себя выходил.