Книга Ваш милый думает о вас, страница 111 – Елена Арсеньева

«Может, у меня третий глаз открылся?» – зло подумала Юлия, но тут Павлин, стушевавшись под ее сердитым взглядом, выскочил за дверь, и до Юлии долетел его возбужденный шепоток:

– Разрази меня гром – она! Наша барышня!

Речь явно шла о ней. И что же такое приключилось, ради чего Павлин соглашался подвергнуться каре Ильи Пророка?!

Любопытство одолело Юлию и наконец вынудило ее скинуть с колен ветошь и тихонько выйти в коридор.

Все наиглавнейшие события в лазарете так или иначе сосредоточивались вокруг доктора Королькова, а потому Юлия пошла его искать и скоро услышала сердитый и громкий голос Виктора Петровича, доносящийся из приемной:

– А я вам говорю, что это ошибка! Дама, похожая на описываемую вами, действительно живет при лазарете, однако это не может быть она!

– Как, вы говорите, ее фамилия? – перебил Королькова голос, пригвоздивший Юлию к полу покрепче вышеназванных стрел. Она невольно схватилась за дверь, чтобы не упасть.

– Белыш! – воскликнул Корольков, и тот, второй, голос задумчиво протянул:

– Все это более чем странно, хотя… Это она, я уверен! Позвольте мне хотя бы взглянуть на нее, господин доктор. Ваше упрямство кажется мне необъяснимым.

– Извольте, ваше превосходительство, – сердито буркнул Корольков, – но это не она, это…

– Юлия! – воскликнул его собеседник, метнувшись к двери, которая предательски подалась под задрожавшей рукой. – Юлька! Вот ты где!

Корольков всплеснул руками, уставясь на Юлию, появившуюся в дверях. У него еще мелькнула надежда, потому что Юлия не кинулась со всех ног к упрямому генералу, а стояла неподвижно, часто дыша, но вот она прижала к глазам кулачки и тихонько всхлипнула, будто провинившаяся девочка, которая пришла просить прощения, но боится, что ее накажут. И Виктор Петрович понял, что это он, а не генерал ошибался, что это он хватался за соломинку, и Юлия теперь потеряна для него вся, а не только ее сердце, которое он давно уже оставил надежду завоевать.

* * *

– А мама? Где мама? – первым делом спросила Юлия, когда отец наконец-то поймал ее за руку, притянул к себе, обнял…

– Она в безопасности, но вся измучилась, ничего не зная о тебе. Как можно было заставить нас так страдать?!

– Клянусь, я была в опасности! – начала горячо оправдываться Юлия, но тут же пожалела о своих словах, увидав, какое лицо сделалось у отца. – Нет. Все позади, все избылось! – Она схватила его руку, покрыла поцелуями. – Я имела в виду, что неоткуда, не с кем было подать о себе знака, да и куда? Когда вернулась в Варшаву и увидела наш разоренный дом…

У нее перехватило горло от воспоминаний о том, как протискивалась под острыми осколками разбитых окон, как висела на плюще, как бежала мимо горящего комиссариата, и черная, словно китайская тень, фигура бискупа осеняла широким католическим крестом воцарившийся кругом кошмар.

– Но когда ты уже добралась до наших, – осторожно напомнил отец, поглаживая ее вздрагивающую голову, – ты должна была подать нам весть! Ты должна была знать, что я в войсках! Страшно подумать, сколько бы мы еще мучились в неизвестности, когда б не это письмо?!

Юлия, откинувшись, непонимающе взглянула на него.

– Не притворяйся, – усмехнулся князь Никита, – ты ведь и сама все время думаешь, откуда я узнал, где тебя искать!

Юлия быстро опустила ресницы. Ничего себе! Отец и прежде видел ее насквозь. Пожалуй, придется всерьез постараться, чтобы надежно скрыть от него все те переломы, трещины, ссадины и раны, которые оставили последние полгода в ее душе.