Книга О чем говорят кости. Убийства, войны и геноцид глазами судмедэксперта, страница 26 – Клиа Кофф

К часу дня обед заканчивается, и мы вновь спускаемся в могилу и работаем до пяти вечера, если Билл в Кигали, и до шести-семи, если он с нами. Дуг и Мелисса на основании личного опыта работы с группами на долговременных раскопках назначили пять часов вечера временем окончания работы. Как показывает практика, люди лучше работают, когда больше отдыхают. По окончании рабочего дня мы накрываем тела брезентом, чтобы защитить останки от дождя и собак, и ползем к противоположной от нашей «обеденной зоны» стороне церкви, где принимаем благословенный горячий душ в прекрасных итальянских душевых кабинках, завезенных нашим британским шефом логистики Джеффом Бакнеллом.

Вернувшись в гостиницу, все обычно разбредаются по своим номерам, чтобы немного отдохнуть в одиночестве, а уже потом отправляются на веранду и заказывают ужин. Ждать ужина приходится около часа. Думаю, дело в том, что в этой гостинице есть только один повар. Эндрю Томсон, координатор нашего проекта и новозеландец, пошутил как-то, что в гостинице есть выбор из четырех блюд, два из которых недоступны для заказа. Однако все не так уж и плохо: всегда можно рассчитывать на кебаб из козлятины, спагетти и филе де бёф. Меню, кстати, занимает без малого две страницы, правда, большинство блюд и вправду недоступны для заказа. Если очень повезет, можно отведать тилапию, местную озерную рыбу. Если хочется чего-то легкого – тост с поджаренным сыром. К любому заказу дают гарнир – рис или картофель фри. Вот разве что к тосту картофеля фри не дождешься. Эфрем искренне убежден в абсолютной несовместимости этих блюд. Заказы обязательно перепутают, но никто не спорит и ест, что дают, потому что переделывание заказа – это еще час времени. Из напитков есть фанта (апельсиновая или лимонная), кола и пиво. А вот десертов нет. Вообще. Говоришь Эфрему на французском: «Можно, пожалуйста, вот это пирожное?» – и тыкаешь пальцем в нужную строку меню. Лицо Эфрема тут же принимает болезненное и виноватое выражение, он чуть склоняет голову набок и вздыхает, указывая на строчку в меню: «А-а-а, пирожное…» – и отрицательно покачивает рукой. Затем издает еще более тяжкий вздох: «Кигали…» – это значит, что в Кигали пирожные есть, а в Кибуе – нет и вряд ли появятся, потому что никто уже два года не ездил в Кигали за десертами и чем-то еще.

Ходят слухи, что нам собираются отдать какое-то количество просроченных (и именно поэтому бесплатных) армейских сухпайков. Неплохое дополнение к нашему весьма скромному рациону. Но пока это всего лишь слухи, и мы продолжаем обмениваться той едой, что добыли сами: сыром, шоколадом и другими «деликатесами». Раньше, когда нас было меньше восьми человек, мы ели за одним столом, но теперь, когда приехали патологоанатомы, стали разбиваться на небольшие группки. Вместе мы собираемся только тогда, когда Билл хочет обсудить какие-то рабочие вопросы.

После ужина одни задерживаются на веранде, чтобы поболтать, другие уходят в свои комнаты, почитать или поработать на компьютере. Здесь очень, очень красиво: спокойная, прозрачная вода, ясное небо – ночи почти такие же звездные, как в Дар-эс-Саламе, звуки журчащей воды и время от времени блеяние козленка.

Наутро все повторяется: стонущие без воды краны, завтрак, раскопки. Не меняется ничего, кроме разве что состояния тел в могиле.