Книга Штамп Гименея, страница 19 – Татьяна Веденская

– Ну… – задумчиво отозвался Славик.

Гоша отвел глаза, неожиданно заинтересовавшись пятном на стене. Я поняла, что надо выдумывать на ровном месте. Тогда нечего прохлаждаться. Это вам не работа архивариуса.

– Есть Интернет? – спросила я.

– Есть, – с надеждой посмотрела на меня Лера. Видимо, она тоже участвовала в пропивании выделенных средств, и теперь ей тоже хотелось чуда, несмотря ни на что.

Прошло несколько часов. Картина почти не изменилась. Славик все так же курил, забросив ноги на стол, Гоша впадал в анабиоз на диване, а Лера тоскливо разносила очередной кофе. И только изредка из-за компьютера раздавался мой голос.

– А принципиально, какой век?

– Мне нет, – отвечал Слава.

– Мне тоже, – отвечал Гоша.

– Тогда первую викторину посвятим временам Петра Первого. Его в народе любят и считают, что знают, – выдала я идею после нескольких часов копания в Интернете. И тут впервые за несколько часов все присутствующие разом оживились.

– Можно рубить бороды в прямом эфире, – выдал на-гора Слава.

– Лера, дай срочно объявление, что нам нужны мужики с бородой, согласные остаться без нее.

– Могу не успеть, – снова подлила пессимизма та.

– Тогда купи три-четыре бороды.

– Где я их возьму? – возмутилась Лера.

– Да хоть у Деда Мороза, но чтоб к завтрашнему обеду бороды были, – велел Славик.

– А вопрос? Какой вопрос будет про бороду? – спросила Лера.

Я задумалась. Про бороды я вроде ничего не думала. А, ладно. Берем первый попавшийся бред.

– Что именно, по мнению историка Ключевского, вызвало среди бояр наибольшее ожесточение из Петровских реформ? – предложила я. В целом это было полной абстракцией, и потом надо еще проверить, как именно Ключевский отзывался о Петре, но всем понравилось.

– А после того, как участники ответят, профессиональные актеры разыграют сценку лишения бороды, – задумчиво протянул Славик. Было заметно, что он в уме уже прогоняет разные ракурсы и подбирает актеров.

– Ага. И в ведущие надо Якубовича, – заявила Лера.

– Зачем нам этот старый развратник? – удивился Гоша.

– Он мне нравится, – пояснила Лера.

В таком режиме мы вырабатывали стратегию викторины еще несколько часов, по прошествии которых у меня закружилась голова от неохватного количества кофе и пассивного курения в непроветриваемом помещении. Но когда я вышла из здания Останкино, зная, что на мое имя заказан постоянный пропуск, а мой паспорт сдан в отдел кадров ТЕЛЕВИДЕНИЯ, я чувствовала себя абсолютно счастливой.

– Быстро, быстро! – орал на следующий день Слава, глядя, как я неторопливо вкатываюсь в помещение на десятисантиметровых каблуках. – Красиво, конечно, но надо быстрее. Не можешь на каблуках, ходи в кедах.

– Это же уродство, – уперлась я. Все-таки где-то в этом здании ходит вожделенный Борис. Что станется с его чувством (которое еще не факт, что вообще имеет место быть), если он увидит меня в кедах.

– Кеды – они брутальные. Так что не выё… Давай работай, а то мы тут уже все как мама Карла! – воззвал к моей совести Слава.

– А что делать? – тут же усовестилась я.

– Кастинг. Нам после обеда сценки викторины снимать. И все надо сегодня.

– Ну и снимайте! При чем тут я?

– А костюмы? Вдруг на них нацепят что-то, о чем наш Петр Великий и знать не знал. Следите, вы же историк. Там Лерка похватала что-то в костюмерной, но никто ничего не знает и непонятно, что из этого всего получится.

– Следить? Я?! – задумчиво процедила я. А я-то откуда знаю, что носили во времена Петра? Ладно, попробуем. Наверное, если делать страшные глаза и орать, как все, то сойду за умную.

– А ЭТО ЧТО ТАКОЕ? КТО ЭТО НАЦЕПИЛ? СНЯТЬ НЕМЕДЛЕННО! – проорала я на бальное платье, больше похожее на платье Наташи Ростовой.

Все посмотрели на меня с уважением, и дальше я какое-то время просто пила кофе, делала страшные глаза на очередное чудо в костюме непонятно каких времен и слушала, как Лера пророчила гибель всего нашего проекта и наше общее увольнение с позором и лишением права заниматься телевизионной деятельностью.

– Я же только поступила! – возмутилась я.

Но тут неожиданно раздался звонок от Бориса, который все еще думал, что я ищу работу в пресс-службе. Оп-ля, война на пороге, а я не готова. Как нехорошо, ай-яй-яй.

– Ты где шлялась? – начал он без приветствия.

– Я? Я на работе! – выстрелила я.

– Где? – подавился Борис. И принялся долго и громко откашливаться.

– На работе, – гордо повторила я.

– А почему я тебя не вижу?

– Не знаю, – пожала я плечами, одновременно поправляя декорацию, которая должна была у нас изображать палаты царя. Хилая конструкция. – А почему ты должен меня видеть?

– Потому что я здесь нахожусь! – заорал он так, что мне пришлось резко отдернуть трубку от уха.

– А я – нет, – ответила я. – Мне не удалось дойти до этой твоей пресс-службы. Тут у вас историков, особенно хороших, таких, то есть, как я (не могла упустить момент, выпендрилась), ловят еще в коридорах.

– Что за бред? – возмутился Борис.

– А ты приходи во второе крыло, в четыреста седьмую студию. Сам убедишься, – весело закончила я и поковыляла замазывать краской дыру в палатах царя, которую залепили листиком из тетради. Охра и краска с позолотой ложились на лист плохо, все норовя его прорвать, тем более что кисточек не нашлось и пришлось красить ватным тампоном. Так что я была очень-очень занята.

Через час, когда явился Борис, я уже сбросила эти действительно совершенно не брутальные шпильки и стояла босиком на парапете стальной конструкции для крепления декораций. Докрашенные ватным тампоном палаты перед самым началом съемок все-таки чуть не грохнулись. Так что пришлось держать палаты вручную. С трудом разобрав, где именно меня искать, Борис обошел картонный Кремль и с удивлением посмотрел на меня. Его глаза метали громы и молнии, но мне было некогда разбирать, чем я его задела.

– Значит, вот тут ты теперь работаешь? – удивленно смотрел он на меня, согнутую в три погибели. Я с трудом косила глазом в его сторону и кивала подбородком. Затылок при этом поддерживал купол Кремля.

– Посторонним надо удалиться. Сейчас начнутся съемки, – ревниво посмотрела на Бориса Лера. Все-таки до чего негативная девушка. Недаром ей бог не дал грудь.

– Он не посторонний, – отослала я ее. – Как дела?

– Неплохо. И почему ты не дошла до пресс-службы?

– Меня натурально перехватили, – гордо ответила я, но чуть не поскользнулась. Если бы Борис меня не поддержал, я бы точно грохнулась.