Книга Утро без рассвета. Камчатка. Книга 2, страница 71 – Эльмира Нетесова

— Я понял. Помогает.

— И это… Но не в том суть. О ночном происшествии я уже знал, и нужные меры принял. Я о его внутреннем стержне…

— Вам виднее, — кивнул Яровой. Он о своем размышлял. Все сводилось к тому, что Камчатки ему не миновать. Прежде, чем ехать туда, нужно собрать сведения из всех доступных источников. Но как они противоречивы! Хотя что тут странного? Наоборот. Все закономерно.

— А теперь еще двое. Бондаревцы. Его школа. Его питомцы. Один последний год работает. На будущий — с почетом на пенсию провожу. Надоел он мне, как вот эта пурга. Всюду суется, лезет. Все обо всех знает. И не только о заключенных. У него есть слабость к досье. Он его на всех имеет. Так. На всякий случай. Это от подлости. От натуры. Мы его социальным пережитком зовем меж собой. Эдакий безобидный с виду. Мордочка, как у отмытого поросенка, — розовая и голая. Без единого волоска, как задница. Не могу я на него без отвращения смотреть. Уступил просьбе Игоря. Оставил. У нас стаж работы быстрее идет, чем в Магадане…

— У каждого свои недостатки. Гораздо лучше, когда о них таешь. Как говорится, знаешь, чего ждать. Плохо, если в неведении, н они проявится в самый неподходящий момент…

— У него этих недостатков больше, чем у меня зэков в лагере. Каждого сумел бы оделить.

Яровой улыбнулся

— А знает ли он Авангарда?

— Что вы! Конечно! Этот всех помнит. На каждого по тетрадке заводил…

Вскоре в дверь снова постучали. Вошел круглый бородатый человек.

— О! Почта! Для тебя не существует пурги? Я даже зэкам велел закрываться в бараках.

— За меня не беспокойся, Виктор Федорович. Ничего со мною не случится. Говорят, всех почтальонов и почтарей сам бог бережет, — расплылось в улыбке лицо человека. Рот от уха до уха лицо разломил.

— Хорошо человеку на Севере почтой заправлять, — засмеялся начальник лагеря. — Она из-за погоды к нам не чаще как два раза в месяц попадает. Поработал эти дни, а остальные спи. Зарплата идет — выходные, праздничные, льготы. Все, как положено. А спроси его — сколько дней в году работает, на пальцах рук все пересчитать можно.

— Завидуете, Виктор Федорович? — рассмеялся Яровой.

— Что вы! Ему ведь на нартах ездить в поселок приходится. Пурговать. В снегу. Так что завидовать тут нечему. Это я так всегда подшучиваю над ним. Почта меня тем же концом по тому же месту бьет, — будто оправдывался Виктор Федорович.

— И то верно сказать, ведь у тебя весу нынче— что в медведе. Но мне и половины не най дется от того. А это — как ничто краше говорит, кто с нас дольше спит, — обнажил человек желтые с мизинец величиной зубы.

— Ладно, почта, знакомься с человеком и поговори, а то ты в конторке у себя скоро от голоса людского отвыкнешь.

Вошедший срывал сосульки с бороды. Бубня, что от языка человечьего лишь командир роты охраны отвык, да и то не с добра…

— Ну, ладно тебе сплетничать. Иди! — подтолкнул почтальона начальник лагеря.

— Как зовут вас? — спросил Яровой, представившись.

— Меня-то? Николай Терехин. Работаю тут с самого начала.

— Скажите, вам кто-либо из них знаком? — протянул Яровой фотографии.

— Отчего же! Вот — наш Авангард. Скальпом его тут звали.

— Что вы можете о нем рассказать?

— Культурный человек. Вежливый. Он один из заключенных от начала и до конца на человеческом языке говорил. Без фени. И мат терпеть не мог, — посерьезнел Терехин.

— Каковы были у него взаимоотношения с людьми?

— С зэками?

— Да.

— Всякие. Но большинство не любили его.

— За что?

— Золотишко с его помощью мы изъяли. У воров. Сделал обыск. Я понятым был. А потом все вместе с командиром роты охраны изъятое в Магадан. Сдали по описи. Как положено. И премию получили. Оба.

— А Бондарев?

— Нет, ему не дали.

— Все, что изъяли, включили в опись?

— Только Авангарду вернули его перстень. Остальное все вписали.

— Вы это точно помните? — спросил Яровой.

— Еще-бы!

— Бондарев себе ничего не оставил?

— Нет? Игорь руками не прикасался. Все делал командир охраны. На моих глазах. Игорь не брал ничего. А что? Брехнул кто? Так я сам тому в глаза плюну, — вскипел Николай.

— Скажите, вы все письма проверяете?

— Это моя работа.

— Получал ли письма Авангард.

— Приходили и ему.

— От кого?

— От матери.

— Откуда?

— Из Еревана, — ответил Терехин.

— С Камчатки не получал писем Евдокимов?

— Приходило одно, — почему-то покраснел Терехин.

— От кого? — заметил его смущение Яровой.

— От Трубочиста. Но я не передал это письмо Авангарду.

— Почему?

— Бондарев не велел.

— Как объяснил? — терял терпение Яровой.

— Сказал, что ни к чему.

— Что в письме было написано?

— Просил его заехать по освобождении в гости к нему. Мол встретит, как родного.

— Адрес, куда приглашал, сохранился?

— Нет. Игорь письмо то порвал. А я не запомнил.

— Еще-что?

— Что хочет увидеться по выходу.

— Откуда это письмо было?

— Из Петропавловска-на-Камчатке.

— Он не писал, когда вый дет?

— Писал. Он срок дополнительный получил за Авангарда. С начале этого года должен был освободиться. Просил забыть недоразумение и простить его.

— Говорил ли вам Авангард, куда он собирается поехать после освобождения?

— Поделился как-то. Что сначала на родину поедет. Навестит могилу матери. А потом обдумает, куда податься.

— Кто, кроме вас, знал об этом?

— Кому он сам рассказал.

— Скажите, кроме матери, писал ли кто ему не из зэков? Ну, женщина или еще кто?

— Ни от кого, кроме матери, когда та была жива, писем ему не приходило.

— О себе он вам ничего не говорил?

— Только то, что я уже сказал.

— Как вы думаете, кто мог его убить? — спросил Яровой Терехина.

— Кто ж его знает. Я в бараках не был. Ни с кем ни о чем не говорил. Бондарев им это запрещал. Знаю только о том, что касается переписки. Это была моя работа. В другое не вникал.