Онлайн книга «Черная обезьяна»
— Я сам понесу! — сказал отец, сразу ставший очень злым. Мы поднялись и пошли в джунгли. Отец всё никак не мог решить, в какой руке ему нести нож, а в какой котелок. Мне казалось, что котелок он сейчас забросит куда-нибудь, но в эту минуту нам навстречу вышло несколько повстанцев, и нож у отца сразу забрали. С одним котелком ему сразу стало проще. Повстанцы были с оружием и очень возбуждены. — Ты хотел донести, что мы идем? — спросил один из них у отца. — Я не знал, что вы идете, — ответил он. — А куда ты пошел? — спросили его. — Я пошел в город, — ответил он. — Донести, что мы идем? — спросили его. — Я не знал, что вы идете, — ответил он. И так они долго разговаривали, а потом повстанцы решили ударить отца прикладом в голову, но он прикрылся котелком, и раздался звон. Повстанцы вели себя так, словно пришло время кого-то убить и необходимо было это сделать немедленно. Отец об этом догадался и от страха сел прямо на землю. Его не стали поднимать. Зато немолодой повстанец столкнул с ног мою мать и упал на нее сам. Я много раз видел, как отец делает так, и не волновался. Отец тоже сидел на месте, только иногда, щурясь, смотрел в одну точку, словно недавно проснулся и вспомнил о какой-то потере. Но быстро успокаивался и только гладил себя по ноге. Заскучав, повстанцы заставили его снять с себя всю одежду, а затем снова надеть ее, но только задом наперед. Отец так и сделал. — Теперь иди домой! — сказали они ему, смеясь. Отец неловко пошел по тропе, сзади у него топорщились грязные колени брюк. — Ты тоже иди, — сказал матери тот, что только что лежал на ней, а теперь лежал рядом, ленясь одеваться. — И вот этого возьми, — он подтолкнул к ней моего младшего брата ногой. Мать схватила брата за руку, отошла немного и остановилась, ожидая, что сейчас, быть может, отпустят и нас. — Мне нужны эти дети! — сказала она негромко. Никто не ответил ей, и она несколько раз повторила свою фразу так, словно была эхом самой себя. Лежавший на ней снял со своего органа скользкую резиновую оболочку, завязал ее узлом и кинул в сторону матери. — Тут несколько тысяч детей, — прокричал он, смеясь. Потом он поднялся и, указывая на нас с Президентом расставленными рогаткой пальцами, сказал: — Пойдете с нами, солдаты. Повстанцы поправили одежду и двинулись в сторону каменной дороги. В некотором отдалении пошла за нами и моя мать. А отец — нет, он стоял на своем месте с котелком в руке. Между отцом и матерью топтался, шаг вперед — шаг назад, мой младший брат, который никак не мог понять, в какую сторону ему пойти. Матери сначала крикнули, чтоб шла назад, но она не послушалась, и тогда в ее сторону выстрелили из автомата. Пули прошли над головой матери. Несколько веток упали. Она так и не решилась перешагнуть через ветки, но только повторяла и повторяла: — Мне нужны эти дети! Вечером повстанцы пришли к большому лагерю, где находилось еще сто таких же, как они. Повстанцы были веселы и хорошо накормили нас. Уже ночью меня ввели в палатку к человеку в красивой форме со множеством карманов. Ноги его были прикрыты одеялом. Все называли его майором. Он расспросил меня о родителях. Я сказал ему, что желаю матери добра, но совсем не желаю жить дома. Он спросил, не хочу ли я учиться. — Мне не нравится ходить с деревянным стульчиком! — засмеялся я. Я однажды видел, как дети из другой деревни шли в школу по большой дороге, и у каждого к спине был привязан деревянный стульчик. Это казалось смешным. Майор тоже засмеялся, но сказал, что знает другую школу и там вообще не нужно будет сидеть. Потом он говорил про находящийся в городе Временный правящий совет, в котором собрались тупые зверьки, позволяющие белым людям воровать всё, что должно принадлежать нам, и заражать черных дурной смертью. — Они заразили твою мать — и она умерла бы, — сказал он, — но мы отправим ее лечиться, когда возьмем город и освободим все больницы, где лечатся только дети зверьков и родители зверьков. Еще он сказал, что революция — это велосипед, если остановится — упадет. Но про велосипед я не понял. Он спросил, о чем я мечтаю; я решил, что про велосипед, наверное, сейчас не стоит говорить, и поэтому сказал про цветную рубашку. Это второе, что я вспомнил. Он спросил, что я люблю, я сказал, что музыку. Он сказал, что у меня будет самая цветная рубашка, а музыка будет всегда играть вокруг меня. Потом майор поговорил с Президентом, и тот вернулся в необыкновенной радости: ему пообещали сделать наколку на груди с лицом Анжелины. Спать нас положили в палатку: мы с Президентом долго трогали тугую ткань руками и тихо смеялись. Утром нас с Президентом усадили в грузовую машину и через несколько часов привезли на большую базу, где оказалось еще три десятка таких же недоростков, как и мы. Зато все они были с оружием. Военный в красивой форме представил одного из них: — Его зовут Господу Видней. Он ваш брат и командир. Он научит вас воевать. А я скажу, чтоб вам привезли рубашки и музыку. И парня, который умеет делать татуировки. У Господу Видней был шрам через щеку и такой след от ожога на ноге, словно мясо вывернули наизнанку, но он даже не хромал. База была окружена огромным забором с колючей проволокой. Посреди базы высилось одно здание, где и жили собравшиеся здесь недоростки. В больших сараях стояли несколько быков и диких коз, которых недоростки кормили чем попало. Мы учились недолго. Господу Видней дал нам по автомату и показал, как разбирать оружие, чтобы почистить и собрать его, уже чистое. Оказалось, что это очень приятное занятие. Потом по приказу Господу Видней для нас сделали чучело, и мы стреляли в него лежа, сидя, стоя, пробегая мимо и набегая на него. Потом нас кормили консервами. Вечером Господу Видней раздал всем конфет, шоколада и алкоголя в бутылках. Мы пили и танцевали под громкую музыку, а спать легли кто где смог. Некоторые там же, где отрыгнули на землю свои конфеты. На следующее утро Господу Видней позвал нас с Президентом, дал по три автоматных рожка и сказал: — Вот бык, он туп и хочет умереть. Стрелять надо в упор, в лоб. Мы сделали, как он просил, и стреляли, пока у быка не кончилась голова. Так завершилось наше обучение. |