Онлайн книга «Вересковая пустошь»
— Я хочу поговорить с тобой, Домине, — сурово сказал он, — и сейчас для этого вполне подходящее время. Девушка поежилась. — Мне холодно, — произнесла она, нервно сглотнув. — Не лучше ли поговорить в доме? — Нет. Моя мать старательно следит за тем, чтобы мы с тобой не оставались наедине. — Не могу представить почему, — еле слышно сказала Домине, чувствуя, как к щекам предательски приливает кровь. — Не можешь? — Его смех звучал неприятно. — Тогда, очевидно, ты в последнее время не смотрела на себя в зеркало. Хорошее питание, свежий воздух и конный спорт пошли тебе на пользу. Ты становишься очень привлекательной девушкой. — Благодарю вас, — пробормотала она, тщетно пытаясь сохранить небрежный тон. Джеймс несколько секунд наслаждался произведенным эффектом, затем огляделся и произнес: — Следуй за мной. Он пустил лошадь легким галопом, и Домине покорно поскакала за ним, глядя по сторонам и стараясь запомнить какие-нибудь ориентиры, поскольку этот участок пустоши был ей малознаком. Вскоре она увидела, куда направлялся Джеймс. За ближайшей возвышенностью скрывался пастуший домик, на скорую руку сколоченный из необструганных досок и предназначенный, вероятно, для того, чтобы в непогоду давать приют фермерам, ищущим заблудившихся овец. Остановившись возле домика, Джеймс спешился и привязал гунтера у коновязи, затем протянул руку подъехавшей Домине, но та легко спрыгнула на землю, отказавшись от его помощи, и вошла в домик. Это было скромное, выстуженное ветрами жилище, в самом центре стояли грубо сколоченные лавка и стол, в углу пылилась спиртовая плитка. Но, по крайней мере, здесь было теплее, чем на морозном утреннем воздухе, а в солнечных лучах, пробивавшихся сквозь грязное оконце, уютно кружились пылинки: — Что вы хотели мне сказать? Что мы уезжаем в Лондон через пару дней? — спросила Домине, присев на краешек лавки, подальше от опекуна. Джеймс насупился. — Откуда тебе это известно? — От мистера Морли. Он сказал, что вашу пьесу скоро будут показывать по телевизору. — Верно, — буркнул Джеймс, пиная сапогом ни в чем не повинную ножку стола. — Моя матушка, наверное, уже пожаловалась тебе, что я несколько дней подряд висел на телефоне. Теперь понадобилось мое непосредственное присутствие, к тому же для меня премьера этой пьесы очень важна. — Конечно, — кивнула Домине. — Дело в том, что я не хочу брать тебя с собой, — быстро продолжил он. Девушка подняла голову. — Что? Мэннеринг вздохнул: — Ты слышала, что я сказал, Домине. Я хочу, чтобы ты осталась в «Грей-Уитчиз». — Но почему?! — с обидой выпалила она. — Вы настояли на том, чтобы я жила здесь, с вами, несмотря на то что дедушка Генри даже не упомянул мое имя в завещании. А теперь вы говорите, что возвращаетесь в Лондон и не берете меня с собой! Вы с самого начала собирались так со мной поступить — привезти сюда и бросить? Джеймс закусил губу. — Я не бросаю тебя, Домине! — нетерпеливо воскликнул он. — Разве ты не понимаешь, что нам нельзя жить в одной квартире в городе?! — Почему нельзя? — угрюмо спросила она. — Только не прикидывайся бестолковой! Неужели я должен объяснять тебе такие вещи? Боже, да люди сразу начнут болтать, что я с тобой сплю! Домине вздрогнула и залилась краской. — Не бойтесь, никто вас не заподозрит, ведь вы считаете меня ребенком! — с болезненным усилием выдохнула она. — Проклятие! Всего лишь несколько минут назад я признал, что ты привлекательная девушка… — Как мило! — Глаза Домине блестели от подступавших слез. — Вы настоящий джентльмен! — А как еще мне тебя называть? — Джеймс не на шутку разозлился. — Клевая чувиха? Извини, но я не привык к современному молодежному жаргону! — И я тоже! — свирепо выкрикнула она. — Если вы не забыли, единственному человеку, с которым я общалась за стенами монастыря, было за семьдесят. — Она сжала кулаки. — И в отличие от вас он держался со мной на равных! — Еще бы! — ехидно заметил Джеймс. — В таком возрасте все старики впадают в детство, и Генри — не исключение! Домине скривилась от боли, которую он так безжалостно причинил. — Да вы просто завидуете ему! — выкрикнула она. — Потому, что он был достаточно порядочным, чтобы взять на себя заботу о сироте! Джеймс сокрушенно покачал головой. — Это не так, Домине, — устало проговорил он. — Почему ты не хочешь меня понять? Послушай, мне жаль, но я действительно не могу взять тебя с собой в Лондон. Ничего не поделаешь. — Совсем ничего? — тихо и обреченно спросила она, забыв о своем гневе. Джеймс обошел стол, сел рядом с девушкой и, положив руки ей на плечи, заглянул в глаза: — Послушай, Домине, я не хочу причинять тебе боль. Проклятие, я знаю, каково это — чувствовать себя покинутым и одиноким! Не бойся, я уезжаю не навсегда. — Он нежно встряхнул ее. — Не успеешь ты заметить мое отсутствие, как я вернусь! — А вы привезете мне симпатичного плюшевого мишку, чтобы я могла брать его с собой в постель? — съязвила Домине, пряча слезы за злой усмешкой. Пальцы Мэннеринга сжались на ее плечах. — Обойдешься без мишки, а вот хорошая порка тебе бы не помешала! — прошипел он. — И кто же это сделает? — продолжала ехидничать Домине, не в силах остановиться. — Вы? Собственноручно? — Не надейся, рука не дрогнет, — с холодной яростью произнес Мэннеринг. — И не вздумай удрать в мое отсутствие. Если ты сделаешь это, я найду тебя, из-под земли достану, и тогда… Домине вырвалась из его сильных пальцев и отвернулась, теребя косу. — Уезжайте, куда хотите, я и не думала вас удерживать, — тихо сказала она, ненавидя себя за то, что готова была расплакаться. Она посмотрела сквозь замызганное оконце домика на безмятежную и равнодушную к людским страстям пустошь и подумала, что свист ветра на диком, безжизненном просторе созвучен отчаянию, которое затопило ее душу. Она рождена в одиночестве бродить по торфяникам, любить холмы и ледяное море, но все же мысль о том, что Джеймс возвращается в Лондон и оставляет ее здесь, заставляла ее страдать. Вдобавок до Рождества оставалось пять недель, и он мог не вернуться к этому времени. Плечи Домине безвольно поникли. Даже если он успеет уладить все дела в Лондоне, едва ли ему захочется провести рождественскую неделю в этой глуши. Он богат, сравнительно молод, привлекателен для женщин, и у него было достаточно времени и возможностей, чтобы отшлифовать свой утонченный вкус. Ей больше не представится шанс провести вдвоем с ним хоть несколько дней: минует Рождество, а там недалеко и до ее восемнадцатилетия, полгода пролетят в один миг. Эта мысль придала ей храбрости. Не глядя на него, она произнесла: |