Онлайн книга «Жена самурая»
|
Наконец показалась папина машина, и из нее, пыхтя в унисон, выбрались и папа, и Бесо. Я не кинулась навстречу, как сделала бы пару лет назад, не повисла на шее Бесо – я уже слишком взрослая, замужняя и даже мать, не пристало мне вести себя как ребенку. – Давно ждете? – буркнул папа, подойдя ко мне и взяв за плечо. Я неопределенно кивнула. Бесо зацокал языком, забормотал по-грузински, начал прохаживаться взад-вперед, заложив за спину руки. – Моня не звонил? – Папа сунул в рот «беломорину» и зашарил по карманам в поисках зажигалки. Я молча протянула свою, он прикурил и повторил вопрос: – Моня, говорю, не звонил тебе? – Нет. – Да где же он, черт старый? – пробормотал папа, и я услышала в его голосе беспокойство. Это мне не понравилось. – А дядя Моня тут при чем? Он зачем? – Саня, ты не дергайся, ладно? Без тебя разберутся. Я затопала ногами – папа, видно, забыл, что мне нельзя говорить подобное, я сразу прихожу в ярость и перестаю себя контролировать. – Так! Говори, в чем дело! – Ну-ка, нишкни! – зыркнул глазами мой родитель, и я слегка присмирела. – Сказано – Моня нужен! Все на этом! Марш в машину, синяя вон вся! Пришлось подчиниться. Но, сидя в машине, я все-таки слегка приоткрыла стекло и услышала обрывок разговора отца и Бесо: – …больше бы ничего не накопали. Мало ли – знаешь ведь, чем занимались-то, – негромко говорил папа. – Время прошло, сказали – в одиннадцать, уже первый час, его нет. – Ты Моне набрал? – спросил Бесо, покусывая костяшку пальца. – Не отвечает, хоть гудки идут. – Сашка не переживет, – вздохнул Бесо, – так надеялась, что выпустят. Я вся обмерла и похолодела – это что же, получается, Акелу могут не отпустить?! Не отпустить – из-за каких-то старых папиных дел?! Меня затрясло. Такой убийственной информации я не ожидала. Могут не отпустить… Я ткнулась лбом в спинку сиденья и закусила губу, чтобы не заплакать. Впервые за долгое время я чувствовала себя совершенно беспомощной. От меня больше ничего не зависело, и даже мое отменное умение стрелять и гонять на байке сейчас ничего не значит и ни на что не влияет. Я могу только сидеть в машине и ждать – ничего другого уже не будет. Папа и Бесо наматывали круги вокруг машин, Никита молча сидел на водительском месте, скрестив на руле руки, но я чувствовала – тоже переживает. Он вообще трепетно относился ко мне и ко всему, что со мной связано, уважал моего мужа, а потому принимал наши проблемы очень близко. Вдруг в открывшейся двери СИЗО показалась круглая фигура дяди Мони. Я видела, как застыли на мгновение Бесо и папа, рванула дверку и выскочила на улицу. В два прыжка я оказалась возле дяди Мони, схватилась за отвороты его дубленки: – Ну?! Что еще случилось?! Где Акела?! – Не надо так кричать, чтобы дядя Моня оглох! Отпусти шубу, скаженная! – Дядя Моня пытался отцепить мои руки от дубленки, но я держала крепко и не собиралась сдаваться. – Фима, твоя дочь хулиганка! Когда уже появится этот гоноф Акела и заберет у меня эту головную боль?! Внезапно на мои руки легли огромные ладони, а затылком я уперлась в кого-то высокого. Откинув голову назад, я едва не завизжала – на меня сверху вниз, улыбаясь, смотрел муж. – Все воюешь, малышка? Я молча развернулась, отпустив многострадальную дубленку дяди Мони, и уткнулась лицом в Сашкину кожанку. – Ну, что ты? Не надо расстраиваться. Все закончилось, я с тобой. Сзади заскрипел снег – подошли папа и Бесо, и я услышала, как отец негромко говорит дяде Моне: – Моня, ты в другой раз не испытывай мое терпение, оно ведь не того… не резиновое. Да и Сашка вон нервишки попортила. – А что мог Моня? Что мог Моня, я тебя спрашиваю? Следователь приехал, какие-то бумажки тряс, расспросы вел. Моня должен был сказать – все, уважаемый, там Фима нервничает? Так Моня должен был сказать? – отбивался старый адвокат. Я же, задрав голову, смотрела в лицо Акелы и не могла оторвать взгляда. Почему-то было ощущение, что мы не виделись вечность, и теперь я вспоминала, как он выглядит. – Что, Аленька, небритый? Прости, сегодня не успел – с утра приехал следователь, – извиняющимся тоном проговорил муж, и я как будто только сейчас заметила щетину, росшую на его лице клочками из-за шрамов от ожогов. – Ну, что ты… разве в этом дело? – Я подняла руку и провела ладонью по его щеке. – Я так соскучилась… – И я, малышка. А где дочь? – оглядывая машины, спросил Сашка. – У папы. Мы там все праздники провели. Папа наконец устал ждать, пока зять соизволит оторваться от меня и решит поздороваться, и сам протянул руку: – Ну, здоров, что ли. Как сам? Сашка пожал протянутую руку, не выпуская меня: – Спасибо, Фима, все хорошо. Обвинения сняли. – Да уж в курсе я, что сняли. Теперь послушаешься меня? Вернетесь в поселок? С твоим добром вообще надо бункер иметь, чтоб дуракам неповадно было зариться! – Мы подумаем, – серьезно ответил Акела. Я про себя отметила, что муж явно много думал в СИЗО о будущей жизни. Папа несколько раз просил нас вернуться обратно в поселок, чтобы я и Соня находились поблизости и – чего уж скрывать – могли пользоваться его охраной, когда Акелы нет дома. Но Сашка упорно отказывался. Чувствую, что последние события заставили его основательно пересмотреть собственное решение жить в городе. А что? Машины есть, мы с ним точно так же можем ездить на работу, просто вставать нужно будет чуть раньше, но для нас обоих ранние подъемы проблемой не были. Соню можно будет точно так же возить в школу – по очереди, а забирать может кто-то из охранников, тот же Никита, например. Так что резон был, и мне уже казалось, что Акела практически согласен. Дома нас ждал пир горой – Галя с самого утра наготовила столько всякой еды, что я застонала. Соня, вертевшаяся с ней в кухне, просмотрела момент, когда в доме появился Акела, а потому он сумел неслышно замереть в дверях, ожидая, когда девочка повернется. Она, вся в муке и сладкой начинке для ватрушек, развернулась на какой-то звук и увидела отца. Издав почти индейский крик, Соня сорвалась с табуретки и повисла на руках Акелы, пачкая того мукой и джемом. – Папа! Папа вернулся! Папа вернулся! – А ты чего это такая сладкая? – целуя ее в щеку, улыбнулся Акела. – А это я тебе пирог стряпаю. С апельсиновым джемом! – гордо объявила дочь и повернулась к Гале: – Видишь, баба Галя, как хорошо, что мои родители любят кожановые вещи? Папа тоже за муку не ругает! – Кожаные, Сонька, – поправила я, украдкой стянув из-под белого полотенца пирожок с капустой. – Ой, мам! – отмахнулась она. – Ну, какая разница? Главное, что не пачкаются! |