Книга Хранитель Реки, страница 24 – Иосиф Гольман

Нет, никого не было.

Бакенщик снова зашел в крошечное здание вокзала.

И там никого.

Уже понимая ненадобность этого, вышел через другую дверь на маленькую привокзальную площадь. Там вообще не было ни единой души – несколько сошедших пассажиров успели уехать или уйти.

– Здесь женщина три минуты назад не появлялась? – спросил у сонной буфетчицы.

– Здесь теперь до «горбунка» никто не появится, – незлобиво сказала она. «Горбунок» привозил по узкоколейке рабочих с леспромхозовских делянок.

Бакенщик не стал рассказывать ей про найденный сверток. «Значит, не удержал себя в руках», – отвлеченно подумал он о себе в третьем лице. И значит, эта глупость все-таки будет сделана.

– Пошли уже, – торопила его Галина, бережно неся драгоценную, почти невесомую ношу. – К вечеру совсем приморозит.

Но Бакенщик не дал себя уговорить, пока не зашел в расположенный там же отдел внутренних дел, такой же крошечный, как вокзальчик, да и как сам поселок.

– У вас нет заявлений о пропаже детей? – в лоб спросил он тоже сонного немолодого лейтенанта.

Тот хоть не близко, но Ивана Григорьевича знал.

– Вы что там, на реке, совсем одичали? – улыбнулся он. – Когда это у нас дети пропадали?

– Младенец, – уточнил Бакенщик. – Грудничок. Месяца два.

– Ты всерьез, что ли, Григорьич? – удивился лейтенант. – Сейчас Катьке позвоню, узнаю.

Его жена (очень удобно) была единственной паспортисткой поселка.

– Кать, у нас младенцы не пропадали? – спросил лейтенант без разгона.

И отставил трубку от уха, потому что оттуда такое рвануло!

– Опять нажрались с Михалычем? – вопила трубка. – Тебе еще дров три телеги колоть! Воду таскать! А вам бы все ханку жрать!

– Кать, это не я, это Бакенщик интересуется.

– Бакенщик? – на том конце провода затихли. – Не ври. Дай ему трубку.

– Иван Григорьич, скажи ей, – взмолился лейтенант, явно опасавшийся своей боевой подруги.

– Это Кузнецов, – сказал Бакенщик. – Детки в поселке все на своих местах? Груднички, я имею в виду.

– Да нет у нас в поселке грудничков, – уже без ора грустно сказала фамильная милиционерка. – С полгода уже никто не рожал. Садик закрыли, скоро и школу небось закроют – все равно ходить некому.

– Понятно, – нейтрально сказал Бакенщик, чтобы закончить разговор. – А кто, кроме нас, с поезда сошел? – поинтересовался он у лейтенанта.

– А сам не видел? – удивился дежурный. – Витька Нефедов со своей бабой и бригадир леспромхозный – не со своей.

– И все? – усомнился Бакенщик.

– И все, – отчеканил мент. – У меня ж техника!

Он самодовольно показал на довольно большой черно-белый монитор, экран которого был поделен поровну. Левая половина показывала перрон, правая – привокзальную площадь. И там, и там – пусто, не считая Галки со свертком.

– А это чудо твое с записью или только показывает? – спросил Кузнецов.

– Вообще-то с записью, – честно сказал милиционер. – Нас учили, как включать. Но я забыл.

– Понятно, – улыбнулся Бакенщик.

Может, вот такое и есть оно, чудо? Чего не бывает на свете!

– А что твоя в руках держит? – теперь поинтересовался дежурный, впрочем, безо всяких подозрений.

– Куклу везем. В Святове заказывали. Внучка к ним летом приедет.

– Предусмотрительные, – снова ухмыльнулся милиционер. – До лета еще пилить и пилить.

– Да уж, – закончил беседу Бакенщик, попрощался и вышел к явно нервничавшей жене.

В итоге пошли к одному из хозяев лошадей, к старику Зауру. Его дом был совсем покосившимся, но в нем было тепло и удивительно по-летнему пахло травами.

Почему к Зауру? Только значительно позже Бакенщик вспомнил, что про Заура ему говорил отец. Мол, будет нужда, иди к Зауру. Так за эти годы ни разу и не зашел – нужды не было. Да и какая нужда может заставить степенного серьезного человека идти в гости к городскому сумасшедшему?

Заур встретил их без удивления. Как будто через день заглядывали. Совсем старик, раза в два старше Бакенщика.

– Значит, началось, – вот все, что сказал.

Что началось, зачем началось, а также когда и чем кончится, предоставил догадываться самим. Зато угостил травяным чаем и медом. Вот в этом Бакенщик хорошо разбирался – хороший мед был у старика.

– Боимся ребенка заморозить, – прервал затянувшуюся паузу Бакенщик.

– Не бойтесь, – буркнул дед. – Это дитя не замерзнет.

– Какое это? – спросил Бакенщик.

Ответа не дождался. Только чая ему подлили горячего.

– Чем же его кормить? – заволновалась Галина: на дедовой «кухне» ничего детского не наблюдалось.

– Грудью, – односложно ответил Заур.

– Как это? – удивилась она.

– Разденься и корми, – буркнул старик. – На меня не смотри. Я уже не мужик.

Галка очумело посмотрела на мужа. А чем он ей мог помочь?

Она подошла к рукомойнику, ополоснула пальцы, залезла себе под кофту. Выдохнула:

– О-ох!

Через некоторое время младенец удовлетворенно зачмокал у ее груди.

Бакенщик почему-то не удивился. Он вообще теперь мало чему удивлялся. Единственно, может, тому, что младенец оказался девочкой. Интересно, слово «первенец» может относиться к девочке?

Утром Заур запряг маленькую, местной породы, лошадь. Набросал в сани соломы и сена, дал два огромных, небось еще его деда, тулупа.

– Ну, давайте, – своеобразно попрощался он с гостями. Сам лезть в сани дед явно не собирался.

Жена с младенцем уже сидела в санях, но Бакенщик на минуту задержался. Подошел к старику близко. Совсем вплотную.

– Будь ты человеком! Объясни, что происходит?

Как с валуном поговорил замшелым. Никакого эффекта.

– Когда отец умирал, сказал, в случае чего идти к тебе.

Валун ответил:

– Ну, ты и пришел.

– А дальше что?!

– Не знаю. Дальше уже без меня будет. Умру я на той неделе, а первенца у меня нет.

Бакенщик, ошарашенный, стоял перед стариком.

– Лошадь себе оставь. Там на них не ездят, – закончил свою речь Заур.

Бакенщик поднял лицо, посмотрел на Заура. Глаза старика улыбались. Не смеялись, а именно улыбались, довольно и весело.

«Началось», – вспомнил Иван Григорьевич.

…А две длинные, узкие, как индейские пироги, лодки плыли тем временем по измелевшей и подзаросшей Реке. У дома Бакенщика встали, высунув носы на пологий песчаный берег.