
Онлайн книга «Мы простимся на мосту»
![]() – Ну, я ведь и вас тоже очень боюсь, – усмехнулся Барченко. Блюмкин оскалился: – А я никого не боюсь. Вот разве что Дины Ивановны. Глаз ее синих… На сцене появились музыканты, одетые так, как им и подобает, – в черные фраки с бабочками; раскрыли футляры, высвободили свои блистающие инструменты. К роялю сел полный, мучнистый, с глазами навыкате. – Дорогие товарищи! – сказал он приятным басом. – По случаю болезни Федор Иванович Шаляпин не сможет приехать сегодня. Хотя остается надежда! Через полчаса за ним будет послана машина, и если великий артист почувствует себя в силах, он непременно приедет, чтобы стать украшением нашего вечера! А сейчас, дорогие товарищи, предлагаю вашему вниманию газель Востока, прелестную Тамару Церетели! Похлопаем ей, товарищи! Чернобровая девочка с неулыбающимся лицом и грустными глазами, одетая в длинное платье, из-под которого видны были ее поношенные черные туфельки, подошла к роялю, кивнула аккомпаниатору и прижала к груди руки: Мой костер в тумане светит, Искры гаснут на-а лету. Ночью нас никто не встретит, Мы простимся на-а мосту… Голос был низким, она пела сдержанно и обреченно, как будто в свои очень юные годы уже испытала любовь и потерю. Кто-то мне судьбу предскажет? Кто-то завтра, сокол мой, На груди моей развяжет Узел, стянутый тобой? Она допела и, опустив длинные ресницы, ждала аплодисментов. В зале захлопали. Есенин уронил голову на руки и тут же поднял ее. – Красавица! – выкрикнул он. Встал, погладил свою танцовщицу по голому плечу и, сильно качаясь, подошел к сцене. – Красавица! – повторил он и в губы поцеловал Тамару Церетели сухим пьяным ртом. – Давай с тобой эту… – И хрипло, но верно запел: – Гори, гори, моя звезда… – Звезда любви, – низко и сдержанно подхватила Церетели, – приветная-я-я… – Ты у меня-я одна заветная, другой не будет никогда-а! – вывели они так слаженно и чисто, как будто давно пели вместе. На столик товарища Блюмкина поставили фрукты, ликеры и кофе. – Пока нет Шаляпина, – сказал товарищ Блюмкин, – давайте-ка мы приступим к нашим делам. А то еще один гений приедет, и к черту тогда разговор! Тогда уж и я запою… Налить вам ликерчику, Дина Иванна? Дина кивнула. – А дело такое, – продолжал Блюмкин, потягивая ликерчик. – Нужно будет вам, Дина Ивановна, забыть на время ваши сценические успехи и составить товарищу Барченко компанию. Поедете с ним на Тибет. Ей стало страшно от силы того счастья, которое охватило ее. – Дине Ивановне лучше остаться в Москве и заниматься своим делом, – резко сказал Барченко. – Она не знает нужных для этой экспедиции языков и не имеет необходимых навыков. Мне требуются квалифицированные помощники! – Ну, я думаю, что недельки за две вы ее достаточно квалифицируете! – так же резко оборвал его Блюмкин. – А что касается языков, так и я ведь поеду. А я восточные языки знаю. Дина Ивановна нам не в качестве переводчика пригодится. – В каком же она качестве нам, – делая ударение на «нам», спросил Барченко, – пригодится в этой экспедиции? – А то вы не догадались, профессор? – прищурился Блюмкин. – И тут уж вам Дину Иванну никто не заменит! – Слушайте, вы! – Барченко перегнулся через стол. Чашка задрожала в его руке, и половина ее выплеснулась на скатерть. – Я вам не позволю! – А вы что-то осмелели, товарищ Барченко, – видимо, сдерживаясь, но с глазами, сузившимися и налившимися кровью, выдохнул Блюмкин. – Что это вы вскочили, как конек-горбунок? Забыли, что вы еле держитесь, а? Ведь нам заменить вас… – Он замолчал, шумно дыша сквозь стиснутые зубы. – И вы это знаете! – Я знаю, – ответил Барченко. Дина посмотрела в сторону Мясоедова и увидела, что он отложил еду и прислушивается. – Ну, а если знаете, – уже спокойнее спросил Блюмкин, – чего на рожон-то полезли? Поедете с женщиной, вам только лучше. – Дина Ивановна Форгерер – не моя женщина, она замужем и должна жить там, где живет ее муж. Дина Ивановна Форгерер сидела неподвижно, опустив глаза и прижав руку к горлу. – Водички со льдом? – подскочил лысый официант. Она покачала головой. – Оставьте, профессор! – скривился товарищ Блюмкин. – А то мы не знаем… А то мы не следили за вами и вашим родственником и не знаем, какими вы там делами занимались… Оккультисты! А сколько девочек вам помогали? Хотите, я вам расскажу, какие именно гипнотические приемы вы применяли? И Дина Ивановна не исключение! Лицо Барченко сделалось страшным. Он открыл рот и несколько секунд хватал воздух этим широко раскрытым, огромным и дрожащим ртом. – Да хватит вам, здесь не театр! – махнул рукой Блюмкин. – Отпустите меня, – пробормотал Барченко. – Я оставляю вас вдвоем, товарищи. – Блюмкин встал. – За ужин заплачено. Экспедиция намечена на конец июля. Все инструкции, товарищ Барченко, вы получите прямо в кабинете товарища Дзержинского. Приятных сновидений! – Не уходи-и! Побудь со мно-о-о-ю-ю! Я так давно тебя люблю-ю-ю! – страстно и умоляюще пела грузинская девочка в длинном платье. – Тебя я лаской огнево-о-ою и утолю, и опьяню-ю-ю… – Вам нужно немедленно, – сказал Барченко Дине Ивановне Форгерер, – вам нужно немедленно вернуться домой. Она оторвала руку от горла. На шее остались красные следы пальцев. – Я никуда не пойду, – прошептала она. – Если ты прогонишь меня, я… Барченко поморщился. – Дина Ивановна, сейчас не время… Вы не понимаете, что происходит… Вы совсем не понимаете… – Тогда объясни! Ведь я все открыла… Я все рассказала. И ты мне скажи! – Не нужно было тебе столько пить! – с досадой пробормотал Барченко. – Он напоил тебя, мерзавец! – Никто меня не напоил! – передернулась она. – Прогонишь – пойду утоплюсь! И боком, неловко сползла вдруг со стула и рухнула перед ним на колени. – С ума ты сошла! – Он крепко подхватил ее под мышками, поднял и с силой посадил обратно. Все в зале перестали есть, многие от любопытства вскочили. Одна Тамара Церетели продолжала петь, как будто ее ничего не касалось. – Я правду тебе говорю, – Дина подняла голову и прямо в глаза ему посмотрела своими мокрыми глазами. – А что мне тогда остается? – Пойдем! – проскрежетал он. – Вставай! Она сверкнула какой-то дикой, восторженной улыбкой из-под готовых слез и встала с готовностью. Барченко продел ее руку под свой локоть, и, облепленные взглядами, они пошли к выходу. В дверях он пропустил ее вперед, и Дина едва не столкнулась с Шаляпиным, который в расстегнутом пальто и шелковом белом шарфе, с рассерженной миной, входил в ресторан. На бледном и толстом лице его выразилось сильное изумление. |