Онлайн книга «Ляля, Наташа, Тома»
– Мишаня, – ревет мне мой Федор. – Оксана у Шуры. Ты с ней там побудешь. Пришли мы все к Шуре. Там, правда, Оксана. Сидит со своей этой дохлой лисицей, в нее лапы кутает. Видно – замерзла. – Дашутка, Настена, – ревет тут мой Федор. – Вот это Оксана. Знакомьтесь, короче. А Даша с Настеной молчат, только смотрят. – Ну, всё, – брешет Федор, – ты с Мишей побудешь, а я отведу побыстрее девчонок. И сразу обратно. Оксанка, ты слышишь? – Пусти, – говорит она. – Мне надоело. – Куда-а? – брешет Федор. – Ведь ты обещала! – Да ладно! – Оксана ревет. – «Обещала»! А мне надоело! Пусти, я сказала! – Мишаня, – ревет тут мой Федор, – а ну-ка! И я подымаюсь на задние лапы и морду ей строю. Такую, что страшно. А Федор смеется: – Иди! Мы не держим! И Даша с Настеной смеются. – Ты к Стиву хотела? – ревет ей мой Федор. – Иди, на здоровье! Там домик в Торонто! И тут входит Шура. С большущею сумкой! А в сумке еда. Я-то сразу почуял. – Ага! – говорит. – Драгоценные гости! Давайте-ка чаю попьем. С пирогами. – Какого там чаю? – ревет ей Оксана. – Меня с Интерполом, наверное, ищут! – Ну, ищут так ищут, – сказала ей Шура. – Ведь ты им не вещь, а? Ведь ты же не кукла! – Я хуже, чем кукла! Я дорого стою! Машина, квартира! Инвестмент, короче! И тут наша Настя – как вся подскочила! – Женись на ней, Федька! Я всё тогда брошу! Я в школу вернусь! Обещаю! И в школу! – Я что? – брешет Федор. – Я не возражаю! Оксана к нему подошла: морда к морде, и он ее лапами сразу закрыл всю. Потом я не помню, что было, не помню. Мне дали пирог и варенья из яблок. И я долго ел и лизал все тарелки. Потом ушли Федор с Настеной и Дашей. И Шура ушла, но потом пришла снова. Оксана заснула. И я вроде тоже. Проснулся от рева. И вижу: мой Федор! – Девчонок украли! Украли девчонок! – Как это: украли? – ревет ему Шура. – А так! – он ревет. – В двух минутах от дома! Какой-то набросился сзади, упал я! Схватил их обеих, скрутил и – в машину! А мне чем-то брызнул в глаза, я ослеп весь! – В милицию надо! – ревет ему Шура. – В какую милицию? – брешет Оксана. – Они себе сами милиция, вот что! Тут Федор ее оттолкнул и – за трубку: – Отдай по-хорошему! Слышишь, Аркашка? Потом на меня нацепил мой намордник. – Куда ты? – Оксана ревет. – Ты рехнулся? – Он ждет меня в цирке! Он всё мне расскажет! Мишаню беру! Мне Мишаня поможет! И мы побежали по улице. Солнце горело. Стоял в небе треск, и оно было красным. Я испугался, что мы не найдем нашего цирка, но после заметил, что люди вокруг ходят со своими голыми мордами, и им – ничего, им нисколько не страшно. Наш цирк мы нашли. Я его не узнал. Над цирком у нас больше не было крыши. Арена намокла от сильного ливня, но пахла обычно, по-прежнему: по́том. А наших там не было. Тогда я стал нюхать и сразу всё понял. Во-первых, наш бурый осел всё же умер. Опилки еще пахли смертью и страхом. Потом я услышал румяна и пудру. Тут был Вячеслав, это грим его пахнет. На морду шел дождь, и мой Федор заплакал. – Мишаня! – ревел мне мой Федор и плакал. – Они нас сожрали! Ты видишь, Мишаня! Но тут появился, конечно, Аркадий. Я знал, что сейчас он появится, чуял. – Отдай! – заревел ему Федор. – Девчонок! – Воняете вы, – отвечает Аркадий. – И ты, и Мишаня воняете очень. Сводить бы вас в баньку, а, Федя? Пойдем-ка. – А где же все наши? – ревет ему Федор. – Какие там: наши? Давно улетели. – А сестры мои? – Твои сестры в порядке. На улице нас поджидала машина, и мы в нее сели. Аркадий всегда курит трубку в машине, и я провалился от этого дыма. Увидел наш цирк. И внутри его листья. Потом лошадей, а потом Вячеслава. Потом еще бурого, Нелю и Настю. Потом много наших, но очень голодных. – Проснулся, Мишаня? – ревет мне мой Федор. Мы шли по лестнице, покрытой красным, и мимо нас бегали красные люди. Тащили бутылки, еду на подносах. Потом был балкон и внизу много пара. В пару жили люди, я видел их морды. Аркадий втолкнул нас в просторную клетку, где были диваны и зеркало тоже. – Давай, обнажайся! – ревет нам Аркадий. – Зачем? – брешет Федор. – А как же помыться? – Отдай мне сестренок! – ревет ему Федор. – Кургузый ты парень, – ответил Аркадий. – Ведь я не прошу: «Приведи мне Оксанку!» – Отдай мне! – заплакал мой Федор. – Отдай их! – Давай раздевайся! Воняешь, как лошадь! Мой Федор снял ботинки, и я увидел, какие у него слабые голые лапы, и нет никакой и нигде крепкой шерсти! – Трусы скидавай! Ты мне родственник, Федя! Мой Федор стоял и дрожал. Совсем голый. – Зачем тебе сестры? Ведь ты же женатый. Они еще дети! – ревет ему Федор. – Вот именно: дети, – смеется Аркадий. – Мои, кстати, дети. – Чего-о-о? – Заладил: «чего»? Говорю: мои дочки! – Ты врешь, гад! Ты, гнида, все это придумал! – Да что там: «придумал»! Простое ведь дело! Любила меня твоя мать, ох, любила! Пришили мне щеку в ожоговом центре, попортил один фраерок. Ну, бывает. А тут твоя мама. Влюбилась как кошка. Отец-то уж твой ни на что не годился. Уколы там, химия, банки да склянки. А тут вот он: я. Молодой и здоровый. Мне щеку пришили. Минутное дело! Тут Федор вскочил и давай его – лапой! Аркадий смеется: – Потише ты, Федя. Успеем подраться. Так вот. Где мы это? Любила меня, ох, и сильно любила! Мужик ее скоро копыта откинул. Я звал ее замуж. Да, звал. Даже очень. Она говорит: «Не пойду, блин, мне стыдно». Ну, стыдно так стыдно. Сиди тогда в девках. Потом родила. Дочки вроде что надо. Я их не бросаю: деньжата, одежку… А лет через пять я и сам, брат, женился. Здоровая телка, совсем молодая. Родился пацан. Хорошо! Я доволен. А мать твоя, блин, в кипяток! Крики, вопли… Потом заболела. Ну, дальше ты знаешь. – Не ври! – брешет Федор. – Ни слову не верю. – Пошел, Федька, вон! – отвечает Аркадий. – Не ценишь ты, блин, ничего. Эх, не ценишь! |