Онлайн книга «Дорога перемен»
— Где ты научилась отбивать чечетку? — интересуюсь я. — В школе. На занятиях физкультуры. У меня был выбор между тетерболом и чечеткой. — Она кладет голову мне на плечо. — Значит, думаешь, что мне повезет на Бродвее? — Не знаю, будешь ли ты иметь успех даже в Попларе, если честно. Но зато ты преуспела в охмурении этого старикашки. Я начинаю крутить радио (не работает) и переключатель передач (стоит на задней). Ребекка открывает бардачок — пусто, потом лезет рукой под сиденье, чтобы отодвинуть его подальше. Достает пыльный конверт, лежавший на пружинах под сиденьем. — А это что? Она открывает конверт. Достает несколько двадцаток, там одни двадцатки. Ее глаза изумленно расширяются. Я выхватываю конверт. Быстро пересчитываю деньги, пока Длинная Шея не закончил свои дела. — Тут больше шести сотен, — говорю я Ребекке. — Вот это я называю «возврат затраченных средств». Ребекка замечает, что грузовичок отъезжает, и запихивает конверт назад под сиденье. — Ты правда хочешь эту машину? — громко спрашиваю я, когда Длинная Шея подходит к нам. Ребекка кивает. — Что ж, тогда с днем рождения! — Ой, мамочка! — Ребекка с визгом бросается меня обнимать. Потом вырывается из моих объятий и трясет руку Длинной Шеи. — Спасибо, спасибо вам огромное! — Принесу техпаспорт, — говорит Длинная Шея и, прихрамывая, направляется к бетонному зданию, которое, должно быть, служит ему конторой. Ребекка продолжает улыбаться, пока он не закрывает дверь, потом поворачивается ко мне. — Давай выбираться из этой дыры. — Она откидывает голову на подголовник сиденья. — Неужели кто-нибудь еще танцует чечетку? Длинная Шея появляется с таким же конвертом, как и тот, в котором под сиденьем лежат сокровища, — неужели это тайник, о котором он забыл? Я пересчитываю наличные. — Деньги нужно держать в банке, — советую я ему. — В любой момент могут ограбить. Он смеется, обнажая беззубые десны. — Только не здесь. Туристы в Поплар не приезжают. К тому же, — он указывает на ружье, висящее рядом с колонкой, — грабители знают, где искать. Я выдавливаю слабую улыбку. — Что ж, спасибо вам за помощь. Неужели он станет в нас стрелять, когда поймет, что оставил деньги в этой машине? Ребекка перетаскивает наши пожитки из универсала. Она берет с заднего сиденья спортивную сумку, из бардачка достает карты и бросает все это в крошечный багажник новой машины. — Ждите моего появления на киноэкранах! — кричит Ребекка старику. Мы останавливаемся у нашего универсала, ожидая почувствовать что-то сродни угрызениям совести, которые одолевают человека, когда он оставляет частичку себя, отдавая привычную вещь взамен новой, как делаем мы. Но эта машина напоминает мне об Оливере, о побеге, и я не думаю, что буду по ней скучать. — Мама, — торопит Ребекка, — опоздаем на прослушивание. Она закидывает руки за голову, когда мы на обратном пути бороздим поле, — на этот раз ехать легче, потому что мы уже проложили дорогу. Стебли травы лезут прямо в машину, поскольку мы едем с откидным верхом, хлещут нас по груди и лицу. Ребекка срывает их и подбирает букет в фиолетовых тонах. — Это не машина, а нечто! — кричит она, но ее слова теряются на ветру. Ехать намного веселее. Машина не такая тяжеловесная, как универсал, это точно, и я постоянно смотрю в зеркало заднего вида, ожидая увидеть ее продолжение. В салоне места хватает только для нас с Ребеккой. — Как думаешь, чьи это деньги? — Считаю, что наши, — отвечает дочь. — Что ты за мать! Превратила меня в обманщицу и воровку. — Ты сама превратилась в обманщицу, ведь я не говорила, чтобы ты отбивала чечетку. А что касается воровства — формально мы купили машину, включая все, что оказалось у нее внутри. Ребекка смотрит на меня и смеется. — Хорошо-хорошо, это немного нечестно. — Пронесшийся мимо камыш царапает мне щеку, оставляя рельефный след. — Я думаю, деньги принадлежали богатой невесте, которая влюбилась в своего садовника, но была убита бароном, ее женихом. Ребекка снова смеется. — Тебе нужно в свободное время писать сценарии для передачи «Все мои дети». — Садовник видит барона рядом с телом любимой женщины и не может решить, то ли умчаться прочь на машине, то ли скорбеть по любимой. Конечно же, он остается. — Конечно же. — И барон убивает его, а потом отгоняет машину в безлюдный городок, где ее никто никогда не найдет. — Я делаю глубокий вдох, невероятно гордясь своей историей. — Что скажешь? — Во-первых, как все-таки деньги попали в машину? Во-вторых, ни один идиот в здравом уме не станет нарываться на пулю только потому, что его невеста погибла. Если бы он ее действительно любил, то уехал бы и прожил ту жизнь, которую они хотели прожить вместе. — Ребекка ерзает на сиденье и нечаянно сбивает зеркало заднего вида. — Ты безнадежный романтик, мама. — В таком случае, по-твоему, чьи это деньги? Ребекка начинает выбрасывать цветы из своего букета, один за другим. Подхваченные ветром, они улетают прочь, как будто каждый живет своей собственной жизнью. — Я думаю, индеец давным-давно спрятал свои сбережения в машине. Так давно, что совершенно о них забыл. Сейчас, наверное, он мчится за нами в синем джипе. — Ужасно, — говорю я дочери, — совсем не интересная история. — Если хочешь добавить в нее немного перца, то он добыл эти деньги, ограбив банк. Это объясняет, почему он не хранил свои деньги на вкладе. — Ребекка искоса поглядывает на меня. — Теперь, когда мы богаты, как будем праздновать? — А что бы тебе хотелось? — Принять душ, надеть чистое белье и тому подобные предметы роскоши. — Нужно купить одежду, — соглашаюсь я. — Выбор тут не ахти. Какой там выбор! Я уже четыре дня не снимаю рубашку Оливера, а Ребекка и спит в купальнике, который носит целыми днями. — Поэтому в ближайшем городе отправимся за покупками. — В ближайшем городе, который хотя бы будет напоминать город, — уточняю я. — В ближайшем городе, где есть магазин. — Ребекка прижимает руку к животу. — Когда мы ели? — Два часа назад, — отвечаю я. — А что? Ребекка сворачивается клубочком и кладет голову рядом с рычагом переключения передач. Здесь не так много места, как в универсале. — У меня живот болит. Думаю, это не потому, что я хочу есть, просто съела протухшее яйцо или еще что-нибудь. — Может, остановимся? Я поворачиваюсь к дочери. Лицо у нее зеленоватого оттенка. |