
Онлайн книга «Дорога перемен»
![]() После разговора с братом я была настроена ехать прямо в Массачусетс. К черту Джоли и его письма, к черту мое неумение строить маршрут путешествия! Согласно карте Соединенных Штатов, мы могли бы приехать в Массачусетс уже завтра утром. В машине я спросила мнение дочери. Ожидала, что она ухватится за предложение: я же видела, как она считает, сколько еще осталось проехать штатов, когда думает, что я не вижу. Но Ребекка потрясенно посмотрела на меня. — Мы уже столько проехали, ты не можешь бросить все на полпути! — Какая разница? Ведь наша цель — попасть в Массачусетс, — удивляюсь я. Ребекка смотрит на меня, и ее глаза темнеют. Потом она усаживается поудобнее на своем месте, скрестив руки на груди. — Поступай как знаешь. И что мне оставалось делать? Я поехала в Чикаго. Даже если бы мы решили ехать прямо, никуда не сворачивая, все равно пришлось бы ехать в Чикаго. Я бы сначала выбрала Институт искусств или небоскреб Сирс-Тауэр высотой в сто десять этажей, но Ребекка выбирает Аквариум Шедда — восьмиугольник из белого мрамора у озера Мичиган. Буклет, который мы взяли по дороге, уверяет, что это самый большой закрытый аквариум в мире. Ребекка бежит к огромному аквариуму в центре океанариума — настоящий коралловый риф со скатами и акулами, морскими черепахами и угрями. Дочка отскакивает назад, когда песчаная акула вырывает кусок рыбы из руки ныряльщика. — Посмотри на ее брюхо. Держу пари, что оно всегда набито. Зачем охотиться, если не хочется есть? Акула вонзает зубы в рыбу, перекусывая ее пополам. Оставшуюся половину она берет осторожнее. Ныряльщик гладит ее по носу. Такое впечатление, что нос акулы сделан из серой резины. Мы с Ребеккой обходим аквариумы с морской водой, где рыбы сбиваются яркими стайками, как летающие змеи в открытом небе. Рыбы здесь самых невероятных цветов — меня это всегда изумляло. Зачем быть насыщенного лимонного, фиолетового цвета или цвета фуксии, если живешь под водой, где никто этого не увидит? Мы проходим мимо пятнистых рыб-клоунов и рыб-ежей, которые раздуваются, как дикобразы, при приближении других рыб. Здесь есть рыбы из Средиземного моря и из арктических вод. Есть рыбы, прибывшие сюда с другого конца света. Я застываю перед пурпурной морской звездой. Никогда ничего более яркого не видела! — Ребекка, иди сюда, посмотри. Дочь становится рядом и одними губами шепчет: «Ух ты!» — Как думаешь, почему одно щупальце короче? Проходящая мимо женщина в белом лабораторном халате (морской биолог?) слышит мой вопрос и наклоняется над небольшим аквариумом. От ее дыхания стекло запотевает. — Морские звезды способны к регенерации. А это означает, что, если одно щупальце почему-то оторвалось или его отрезали, они способны отрастить новое. — Как тритоны, — добавляет Ребекка, и женщина кивает. — Я знала об этом, — говорю я, в основном для себя. — Все дело в местах их обитания — водоемах, высыхающих во время отлива. В водоемах, затопляемых только во время прилива, волны набегают и каждые несколько минут разрушают морское равновесие, поэтому ни одному живому существу не удается по-настоящему там обжиться. — Верно, — соглашается женщина. — Вы биолог? — Нет, мой муж. Ребекка кивает. — Оливер Джонс. Слышали? Женщина ахает: — Сам Оливер Джонс? О нет… Боже мой… Вы не против, если я вас с кое-кем познакомлю? Сейчас приведу. — Доктор Джонс не сопровождает нас в этой поездке, — предупреждаю я. — Поэтому не знаю, смогу ли я быть интересна вашим коллегам. — Ой, даже не сомневайтесь! Хотя бы уже одним фактом родства… Она исчезает за панелью, в которой я не узнала дверь. — Откуда ты знаешь об этих водоемах? — удивляется Ребекка. — Просто запомнила. Когда мы встречались, твой отец только о них и говорил. Если будешь хорошо себя вести, расскажу тебе о раках-отшельниках и медузах. Ребекка прижимается носом к стеклу. — Разве не потрясающе, что люди в Чикаго знают папу? Я к тому, что мы вроде знаменитостей. Думаю, если брать общество океанологов — она права. Мне даже в голову не пришло как-то связать этот аквариум с Оливером, по крайней мере сознательно. Эти экзотические рыбы и трясущиеся беспозвоночные так не похожи на китов, которых любит Оливер. Трудно представить, что все они существуют в одном месте. Трудно поверить, что киты не захватывают все пространство, всю пищу. С другой стороны, я же не невежда. Горбатые киты, являясь млекопитающими, не представляют опасности для этих тропических рыб. Киты на них не охотятся. Они процеживают планктон и водоросли сквозь свой китовый ус. Я вспоминаю лежащий в пакете с застежкой экземпляр, упавший с третьего этажа и разбившийся о голубую мексиканскую плитку передней в Сан-Диего. Китовый ус. — Мама, — тянет меня за футболку Ребекка. Передо мной стоит книжный червь с козлиной бородкой и самыми тонкими бровями, какие мне доводилось видеть у мужчин. — Поверить не могу! — восклицает мужчина. — Поверить не могу, что стою лицом к лицу… — На самом деле моей заслуги ни в чем нет. Я вообще не работаю с китами. Мужчина бьет себя по лбу. — Какой я растяпа! Меня зовут Альфред Оппенбаум. Для меня честь — великая честь! — познакомиться с вами. — Вы знаете Оливера? — Знаю? Я его боготворю! При этих словах Ребекка извиняется, прячется за аквариум с рыбой-зеброй и заливается смехом. — Я изучил все его работы; прочел все, что он написал. Надеюсь, — он подается вперед и переходит на шепот, — надеюсь, что я буду таким же выдающимся ученым, как он. Альфреду Оппенбауму лет двадцать, не больше, — перед ним еще долгий путь. — Мистер Оппенбаум… — говорю я. — Зовите меня Эл. — Эл, я с радостью расскажу о вас мужу. — Вот здорово! Передайте ему, что моя любимая статья — о причинных связях и очередности тем в песнях горбатых китов. Я улыбаюсь и протягиваю руку. — Хорошо. — Вы не можете просто уйти. Я бы хотел показать вам экспонаты, над которыми мы работаем. Он проводит нас через панель в стене — замаскированную дверь. За дверью аквариумы по семьдесят пять литров с ракообразными и рыбами. С боку каждого аквариума свисает несколько сетей и небольшие резервуары. С нашего места видно, что задние стенки аквариумов выставлены на всеобщее обозрение в океанариуме. Все присутствующие в белых халатах, которые при флуоресцентном свете кажутся голубоватыми. Проходя мимо, Эл что-то шепчет коллегам. Они потрясенно оборачиваются. |