Книга Дудочка крысолова, страница 70 – Елена Михалкова

От крика, раздавшегося сзади, он вздрогнул, обернулся – и грязно выругался. Их догоняла женщина – краснолицая, мокрая, запыхавшаяся… Сперва он решил, что нянька проснулась и бросилась вслед – дорога просматривалась издалека, а шли они неторопливо, приноравливаясь к шагу самых мелких, – но женщина подбежала ближе, и Крысолов с изумлением узнал в ней жену бургомистра. Она едва не валилась с ног – видно, бежала за ними от самого Хамельна.

– Стойте! Стойте!

Поравнявшись с последним из детей, она все-таки упала на дорогу, в пыль, и даже не нашла сил подняться – лишь обратила к детям перепуганное лицо:

– Коринна! Дагмар! Курт! Куда вы идете?! Вы сошли с ума?! Вернитесь сейчас же!

– Они тебя не слышат, – холодно бросил Крысолов, рассматривая ее, как пойманную крысу в мышеловке.

Лизетта и сама увидела по их лицам, что творится что-то странное, и, с трудом поднявшись из пыли, бросилась трясти их одного за другим. Перед старшей девочкой она замерла, вглядываясь ей в глаза и бормоча «Коринна! Коринна!», а затем подскочила к Крысолову и вцепилась в него:

– Что ты с ними сделал?! Отвечай! Что?! Они умрут? Они умирают?!

Он оттолкнул ее в сторону:

– Мертвые они мне ни к чему! Перестань визжать и заткнись, иначе сделаешь им хуже!

Угроза подействовала на женщину – она испуганно помолчала, утирая слезы, затем спросила:

– Куда ты их ведешь?

Теперь настала его очередь молчать. Он смотрел на нее, и от его взгляда она попятилась назад. Крысолов опасался, что у нее хватит сил убежать, но, когда он подошел, разматывая веревку с пояса, Лизетта покорно протянула руки. Ее безропотность заставила его нахмуриться, подозревая ловушку, на которые только и способны женщины, но запястья он связал ей не за спиной, как намеревался, а спереди, зная, что так идти ей будет легче.

Час спустя путник, случайно оказавшийся неподалеку от Хамельна в лесах, что окружают узкой полосой вересковые холмы, мог бы увидеть необычную процессию. По широкой тропе, ведущей к Чертовым Пещерам, шли дети – около дюжины мальчишек и девчонок, странно молчаливых и сосредоточенных. За ними брела женщина в платье с рваным подолом и чепце, сползшем на одно ухо, и веревка от ее связанных рук тянулась назад – к высокому худому человеку с мешком за спиной. Человек зачерпывал что-то, похожее на желтую труху, из висевшей на поясе небольшой котомки и разбрасывал по тропе за собой.

– Зачем ты это делаешь? – подала голос Лизетта, и Крысолов вздохнул.

Они шли не так долго, но она успела освоиться и даже, кажется, смирилась со своим унизительным положением. А освоившись, начала задавать вопросы. На первых порах он пытался отмалчиваться, но тогда она сама принялась высказывать предположения, а долго слушать это Крысолов был не в состоянии.

– Зачем ты рассыпаешь песок?

– Это не песок.

– А что же?

– Кора одного дерева.

– Какого?

– Ты не знаешь. Оно растет далеко отсюда.

– А зачем ты рассыпаешь кору?

– Чтобы собаки, посланные твоим мужем по нашему следу, не нашли нас.

Он обернулся якобы для того, чтобы взглянуть на идущих детей, а на самом деле – бросить взгляд на женщину, и увидел по ее вытянувшемуся лицу, что она ничего не поняла.

– Запах, – пояснил Крысолов. – Кора сильно пахнет, отбивает запах наших следов. Собаки не пойдут за нами, возьмут ложный след.

На этот раз она сообразила. Но на лице ее вместо ожидаемого им смятения отразилось что-то иное… И это что-то привело Крысолова в замешательство.

Он не мог ее понять. Когда он сказал, что отправит ее в Хамельн, чтобы она сообщила горожанам и бургомистру о его условиях, на которых он согласится вернуть детей, Лизетта лишь кивнула. Похоже было, будто это ее совсем не заинтересовало. Зато долго допытывалась о том, как он ввел детей в сонное состояние, в котором они слушаются только его.

Устав от расспросов, он объяснил, что дал им сильно разведенный яд, который в большой дозе вызывает быструю и почти безболезненную смерть, а в малой – животное отупение, в котором тот, кто выпил средство, может лишь подчиняться повелениям другого. Он не сомневался, что сейчас последуют вопросы о том, правильно ли он рассчитал количество порошка, но вместо этого Лизетта спросила, взглянув на него чуть ли не с испугом:

– А зачем тебе такое страшное средство?

Он не понял ее, и она объяснила: самоубийство – грех, а для чего еще носить с собой такое снадобье, как не для того, чтобы окончить жизнь без мук и боли?

Крысолов покачал головой и объяснил, что использовал яд для лечения от бессонницы. Сделай раствор погуще или выпей больше, и заснешь долгим сном без сновидений – не очень-то восстанавливающим силы, но и не изматывающим так, как мучительные ночные часы, в которые не можешь сомкнуть глаз.

Она живо закивала, кажется, обрадованная тем, что он не собирается губить свою душу. Веревки, связывающей ей руки, она словно бы и не замечала и вела себя так, будто они вышли на лесную прогулку.

Крысолов знал, что силы снадобья хватит еще на пару часов, а затем дети уснут мертвым сном. Это означало, что ему необходимо найти подходящую пещеру за то время, что они держатся на ногах.

Он поравнялся с Лизеттой и намотал веревку на руку.

– Послушай… – несмело начала она, когда переварила его слова о действии снадобья, – скажи, а как твое имя?

– Крысолов.

Она помолчала, но затем снова попыталась заглянуть ему в лицо – он уже успел отметить эту ее особенность постоянно приглядываться, словно его лицо могло измениться за то короткое время, что она молчала.

– Нет! Как… как тебя зовут на самом деле?

– На самом деле меня зовут Крысолов, – отрезал он, изнемогая от ее настойчивости.

– Но твоя мать… – не отставала Лизетта. – Как она называла тебя?

Крысолов резко обернулся к ней и наклонился так близко к ее лицу, что она отшатнулась.

– Моя мать называла меня «Эй, выродок!». Тебе достаточно? – со скрытой жестокостью осведомился он, зная, что его вранье надолго заставит ее заткнуться.

Дождался, пока она растерянно заморгает, и снова пошел вслед за детьми, натянув веревку.

Некоторое время прошло в тишине, и он успел погрузиться в свой замысел: за детей он потребует такой выкуп, какой бургомистру не мог присниться и в самом страшном кошмаре. Он разорит этот город! Они проклянут тот день и час, когда решили посмеяться над ним! Он наверняка…

– А как твоя мать называла тебя, когда ты был крошкой?

Крысолов споткнулся от неожиданности. Святой Петр и угодники, возможно ли заткнуть хоть единственную женщину на земле одними лишь словами?!