Книга Сокровище Харальда, страница 91 – Елизавета Дворецкая

Несмотря на то что в душе у нее цвели цветы и пели птицы, Нево-озеро осенью, по правде сказать, было мерзейшим местом. Постоянно дул холодный ветер, неся с собой брызги то ли от волн, то ли мелкого дождя. Корабли качало на свинцово-серой воде. Елисава лежала в кожаной палатке на корме под тремя овчинами, и все равно у нее стыли руки. Она обрадовалась, когда вошли в устье Сяси. Здесь стоял поселок, давнее место торга между варяжскими купцами и местной весью. На берегу их уже ждал тот самый человек, с которым Харальд собирался встретиться, словенский купец по имени Новина, шустрый человечек невысокого роста, с бойкими ясными глазами и пышной бородой, забавно раскрашенной в три цвета — пегий, рыжий и седой. Он просто засветился от счастья, различив над высоким бортом лицо Харальда, закутанного в плащ из толстой шерсти.

— Привет, Новина Цветная Борода! — крикнул Харальд, сойдя по мосткам на мокрый песок. — Рад видеть тебя здесь. Ты все тот же, и та же шапка, как я вижу.

— В этой шапке трое умерло, а я и шапку переживу! — весело ответил Новина, кланяясь. На северном языке он говорил свободно и даже шутил. — И ты будь здоров, конунг! Уж как я тебя дожидался, все глаза проглядел, все уши простудил — чисто невеста засватанная!

Елисава фыркнула.

— А это жена твоя красавица! — сообразил Новина и снова принялся кланяться. — И тебе поздорову, княгиня! Чтоб тебе жить сто лет в чести да в радости, детушек водить, сынков женить, дочек замуж отдавать! Ступайте погреться, у меня натоплено!

Елисаву тут же отвели в протопленную избу гостиного двора, где обитал Новина.

— Мне уж и намекали, что, дескать, пора и честь знать, место освобождать, — говорил он по пути. — Да я все: не могу, мол, ехать, товарищей жду! Товарищей жду, на Готланд-остров мы вместе мед везти подрядились, товар у меня, ладьи у них! Как придут, так и двинемся, а без ладей как же я товар за море повезу? В лоханке, что ли?

— Иди грейся, Эллисив, — сказал Харальд, остановившись на пороге. — Мы сейчас посмотрим товар, и я приду.

Елисава ушла греться, но уже вскоре за ней явился Ульв и сказал, что конунг зовет ее.

Следуя за ним, она пришла в клеть — обычное бревенчатое строение, в каких хранят товары. Здесь были Новина, Харальд и кое-кто из его людей. Среди разных мешков, голов воска, бочонков и ларей обнаружились три десятка бочек, от которых шел вкусный запах меда. Одна из бочек стояла открытой, и Халльдор с Торгаутом, который после своего подвига на волоке носил прозвище Спаситель Котла, облизывали пальцы.

— Эллисив! — Харальд обнял ее за плечи и подвел к бочке. — Я должен тебе кое в чем признаться. Но это не плохое. Это хорошее. Никакой моей вины здесь нет. И клянусь тебе, это в последний раз. Действительно в самый последний.

— Ты меня пугаешь! — Елисава прижала руку к груди. — Когда ты начинаешь признаваться и клясться, я жду только самого плохого. Плавали, знаем.

— Но это не плохое. И это уж точно в последний раз, — повторил Харальд. — Ты обрадуешься, когда немного подумаешь.

— Харальд конунг, не томи. Выкладывай.

— Посмотри, Эллисив.

Харальд сделал знак своим хирдманам. Халльдор, Торгаут и Хедин втроем взялись за края бочки с медом и стали ее опрокидывать. Елисава невольно ахнула — прекрасный свежий мед, светло-желтый, будто коса сестры Прямиславы, непрозрачный, но и не слишком густой, медленной тягучей волной пополз через край… а эти трое продолжали наклонять бочку, точно собирались вылить это сладкое богатство прямо на земляной пол…

Бочка упала набок, мед продолжал лениво литься через край… а в нем обнаружились комки… мелкие и крупные… И Елисава с изумлением увидела, что это не комки меда, а золотые монеты с ликами царьградских императоров! Монеты хлынули сплошным потоком, засыпали медовую лужу и с веселым шуршанием устремились на волю. Среди них часто попадались кольца, браслеты, цепи, нагрудные иконки, даже небольшой кубок — все из золота, с самоцветами и эмалевыми вставками.

— Э-это что? — еле выговорила изумленная Елисава.

— Это моя миклагардская добыча, — пояснил Харальд. — Она здесь вся, кроме тканей.

— Вся? — Елисава оглядела стоявшие вокруг бочонки.

— В этих двадцати четырех бочках, — Харальд обвел их рукой, — золото, а сверху на ладонь меда.

— Значит, твоя добыча…

— Да, я не брал ее с собой, когда поехал к тебе. Слишком рискованно было возить золото в такую даль. Ведь очень многие знали, какой я богатый. Я оставил мою добычу здесь, и Новина взялся смотреть за ней.

— И он знал? — Елисава перевела взгляд на маленького купца.

— Конечно, знал. Только остальные не знали. Он всем рассказывал, что везет мед на Готланд и ждет товарищей.

— Постой, но что же было в тех бочонках, которые остались там, на той реке?

— Песок и камни. Чтобы весило столько же и даже гремело.

— Но зачем… ради какого лешего ты тогда таскал это с собой? Через реки, волоки… Люди надрывались… зачем?

— Чтобы все думали, что я вожу мои сокровища с собой, и не искали их в других местах. А на самом деле оно ждало меня здесь.

— И ты доверил столько золота… этому человеку? — Елисава с новым изумлением оглядела Новину, будто он вдруг оказался троллем из материных сказок, подземным жителем, обладателем невероятных богатств.

— Что, Новина не похож на хранителя сокровищ? На то и был расчет. Никто бы не подумал, что все богатства Миклагарда хранятся в обычном сарае под плевым замком и что охраняет их купец с тремя рабами.

— И ты верил, что он тебя не обманет? Не похоже на тебя! У тебя самого одни хитрости на уме, и мне кажется, ты никому не веришь!

— Я дал Новине денег, когда ему грозила продажа в рабство за долги всей его семьи. У него две дочери и сын, он за них на что угодно пойдет. Я помог ему сохранить семью, и теперь он меня не обманет.

— Ни в жизнь! — коротко и важно подтвердил Новина, и Елисава поняла, что к Харальду его привязывает благодарность, которую не купить ни за какие деньги. — Дочки мои уже замужем и деточек растят, сынок — опора и надежа моя. Таких ни за какие шеляги не купишь, и я за князя хоть в огонь! А золото — тьфу, одно души грешное уловление!

— Да ты любомудр! — воскликнула потрясенная Елисава. — По-гречески — философ.

— Походишь с мое по морям, матушка-княгиня, и не того наслушаешься.

— Поэтому ты так мало огорчился, когда те бочонки пришлось бросить на волоке… — сообразила Елисава, снова посмотрев на Харальда.

— Да. Надеюсь, подельники убили этого… Тихону, когда поняли, что он заставил их проливать кровь за камни и песок из Альдейгьи.

Вспомнив Тихоню и Хотьшин, Елисава подумала еще кое о чем. И поняла, почему Харальд так боялся признаться ей в своей мудрой предусмотрительности, сохранившей им богатство.