Онлайн книга «Откровения содержанки, или На новых русских не обижаюсь!»
|
– Иди в комнату, – и вновь уставился на монитор компьютера. На следующий день мы с Родионом поехали смотреть квартиру, которую он уже успел снять для моей сестры и матери. Квартира оказалась очень даже просторной, «трешкой», расположенной в новом красивом доме. Осмотрев ее, я была просто потрясена и, повернувшись к Родиону, первым делом спросила, сколько я должна за нее платить. – Это не твои проблемы, – уклончиво ответил мужчина. – Как не мои? – Хозяин заплатил уже за три года. – За сколько? – Мне показалось, что это мне снится. Олег платил за снимаемую для меня квартиру помесячно, и это держало меня в постоянном напряжении. Увидев мою растерянность, Родион вручил мне ключи от квартиры и не без ехидства сказал: – Не знаю, чем уж ты так хозяину приглянулась, но три года – тебе в подарок. – Спасибо, – не веря тому, что происходит, произнесла я. – Это ты ему говори, а не мне. Я бы тебе и копейки не дал. Не обратив внимания на эту колкость, я вспомнила Димкины слова о том, что я разучилась обижаться, и села в машину. – Ну, и где твое родовое поместье? Назвав адрес, я стала смотреть в окно и, как только мы подъехали к дому, прижалась к стеклу и с болью в голосе произнесла: – Тут я живу. – Это шутка? – Родион, мне совсем не до шуток. Тут я прожила все школьные годы. – И этот полуразвалившийся дом еще стоит? Как он до сих пор не рухнул? – Не знаю. Мне иногда самой страшно по ночам становилось. Проснусь, лежу, в потолок смотрю и думаю, что он сейчас на меня упадет и задавит. Внутри все стены потрескались. Куски штукатурки отваливаются и прямо на голову падают. – Удобств, я так понимаю, здесь никаких нет. – Нет. Туалет на улице. Холодная вода – в колонке. Эти вечные тазики, замерзшие руки. Как вспомню, так вздрогну. – Вот Россия-матушка! А я и не думал, что такие дома еще остались. – Как видишь. Антиквариат, – улыбнулась я и вышла из машины. Как только мы зашли в дом, я увидела пьяную мать в окружении алкашей, распивающих суррогатную водку. Во главе стола восседал тот самый Степан, который в прошлый раз отобрал у матери все деньги, вытащенные ею из моего кошелька. Увидев меня, мать тут же вышла мне навстречу и развела руками. – Дочка, а это твой новый хахаль? Что-то больно молодой. Ты же по старикам любишь шляться. А у него деньги есть?! – От матери разило таким перегаром, что впору было затыкать нос. Она заметно сдала, еще больше постарела, опухла и уже ничем не отличалась от тех женщин, которые каждый день пьянствовали у магазина. – Прекрати! Не говоря ни единого слова, я проделала тот же трюк, который проделывала много раз, и, собрав все составляющие застолья в старую, видавшую виды скатерть, вынесла все это на ближайшую помойку. Вернувшись обратно к недовольным алкоголикам, я распахнула входную дверь и указала им на выход. – Теперь все выстроились в колонну, и шагом марш из этого дома! – Это ты отсюда сейчас шагом марш! – принялась заступаться за своих друзей мать. На этот раз нервы не выдержали у Родиона. Видимо, он вообще не привык вращаться в подобном обществе и, сморщив нос, первым делом выкинул пинком из квартиры Степана. – Родя, правильно! Побольше ему долбани, а то он мне в прошлый раз нож показывал! – кричала я воодушевленно и смотрела, как остальные алкаши побежали, как крысы с тонущего корабля. Когда в доме не осталось ни одного алкоголика, Родион подошел к матери и брезгливо сказал: – Давай, матушка, собирай манатки. Пять минут тебе на сборы. Кодировать тебя поедем! Но вместо того, чтобы начать собирать вещи, мать стала материть нас на чем свет стоит. Она кричала, чтобы мы убирались и никогда больше здесь не показывались. Родион попытался силой затащить ее в машину, но она запустила в него старым, но достаточно тяжелым утюгом, и мужчина еле успел увернуться. – Оставляй ее здесь на хрен, – сказал покрасневший мужчина. – Ее ни один специалист кодировать не возьмет. – Почему? – спросила я обессиленно. – Потому, что у человека должно быть сильное желание бросить пить. У твоей матери его нет. Чтобы закодироваться, нужно для начала хотя бы протрезветь. А я смотрю, она вообще не трезвеет. А везти ее в таком виде в приличную квартиру нельзя. Она же все из нее пропьет и еще понаведет туда непонятно кого. Оля, это деградировавший и спившийся человек. Ей уже ничего не поможет. Сестру свою пожалей, забери ее, чтобы она всего этого не видела. – Мама, ты со мной едешь? – Нет! – кричала обозленная мать. – Проваливай отсюда и этого бугая забирай! – Я у тебя Тоню забираю. Мама, ты понимаешь, что ты совсем одна остаешься? – Понимаю, дочка. Понимаю. Я не одна. У меня Степан есть. – Я Тоню у тебя забираю. – Если ты считаешь, что ей с тобой лучше, то забирай, – даже не возражала мать. – А то она меня уму-разуму учить начала. Мол, пить нельзя. Я сама знаю, что можно, а что – нельзя. Малолетка! Я хотела было собрать Тонькины вещи, но Родион схватил меня за рукав и вытащил на улицу. – Как ты там дышишь? Там же бомжами вокзальными пахнет. – Это не от матери, – я по-прежнему пыталась оправдать свою мать. – Она всегда чистенькая. Моется постоянно. – Чем она моется, если у вас даже воды нет? – Ведра носит с колонки. Это гости так дом провоняли. – Хорошие гости, ничего не скажешь! – Родион, я хотела хоть Тонькины вещи собрать. Как же она без вещей-то? – Да какие могут быть вещи в этом говне?! Поехали отсюда. Как только мы сели в машину и я увидела, что к нам бежит мать, я почувствовала, что у меня отлегло от сердца, и всхлипнула: – Родион, она согласилась. Она хочет поехать с нами. Она решила закодироваться. Я тут же открыла окно и прокричала: – Мамочка, я знала! Я верила, что ты хочешь начать все сначала. Поехали к специалистам. – Не нужны мне твои специалисты. Дай на бутылку, – слезно начала просить мать. – Мама, я же тебе столько долларов оставила. Где они? – Доченька, расходов было много. |