Книга Пациент скорее жив, страница 25 – Ирина Градова

Очевидно, он намекал на то, что и я не безгрешна – хочу вынести с рабочего места хотя бы мусорный бачок. Я решила никак не реагировать на его слова и вместо этого спросила:

– Ты помнишь о нашем договоре?

– Не волнуйся, не забыл, – ответил Антон. – Как что узнаю – сообщу.

Наверное, я выглядела глупо, шествуя по коридору с ведром, почти полным мусора, потому что все, кто встречался на пути к сестринской, смотрели на меня с удивлением.

Закрыв дверь, я осталась в полном одиночестве. Покопавшись в сумке, нашарила несколько полиэтиленовых пакетов. Они, разумеется, не стерильные, но, за неимением лучшего, сойдут. Конечно, мало приятного в том, чтобы копаться в мусоре, – помимо нескольких шприцев, ватных тампонов и осколков ампул я заметила две окровавленные гигиенические прокладки. Однако выбора у меня не было, и я, надев перчатки, погрузила руки в ведро. Шприцев было штук десять, но инсулиновых всего три. Я сложила их в один из пакетов. Мне повезло, что мусор не выносили со вчерашнего дня! На всякий случай положила во второй полиэтиленовый пакет и остальные шприцы, а в отдельный – осколки всех ампул.

В обеденный перерыв я встретилась с Викой и передала ей пакеты.

– Что именно мы должны искать? – спросила девушка.

– «Паленый» инсулин. Если инъекции не помогают диабетику, значит, с ними что-то не в порядке. Инсулин Сапелкиной принес кто-то из знакомых, поэтому есть два варианта: либо аптеку снабжает «левый» поставщик, либо инсулин подменяют прямо в больнице.

– Разберемся, – пообещала Вика.

Вернувшись, я увидела Марину, склонившуюся над журналом у стойки. Распрямившись, она посмотрела на меня, и я похолодела: глаза старшей медсестры походили на узкие щелочки. Даже не зная, в чем дело, можно было предположить, что Звонарева мной недовольна.

– Ты можешь мне объяснить, что случилось с корзиной для мусора? – спросила старшая медсестра, уперев руки в бока.

– А что с ней? – широко раскрыла глаза я.

– Да брось! Куча народу видели, как ты тащила ведро в сестринскую. Зачем оно тебе понадобилось?

Времени на размышления не оставалось, и я решила, что лучше всего в данной ситуации будет сказать правду, вернее, ее несколько подправленный вариант. Поэтому поведала Марине о том, что старушка Сапелкина, несмотря на инъекции инсулина, чувствует себя плохо, вот мне и пришло в голову посмотреть на шприцы и ампулы. Старшая медсестра слушала меня очень внимательно.

– Что-нибудь нашла? – спросила она, когда я закончила объяснения. – В смысле, что-нибудь подозрительное…

– Нет, – покачала я головой. – Шприцы как шприцы, а от ампул вообще только мелкие осколки остались.

– Черт, неужели снова «паленые» препараты? – пробормотала старшая медсестра.

– А что, – насторожилась я, – такое уже случалось?

– Было дело, – неохотно ответила Марина. – Это как раз и явилось основной причиной, по которой Комитет придрался к нашему бывшему главному. Но тогда контрафактная продукция обнаружилась на нашем складе.

– Ну, сейчас-то опасаться нечего, – улыбнулась я. – Бабуля говорит, что инсулин ей покупали в обычной аптеке.

– Прям гора с плеч! – вздохнула Звонарева. – Нашу больницу и так считают городской помойкой, и за каждое подобное происшествие мы получаем головомойку или вообще хорошего пинка под зад. Здорово, правда? Вместо того чтобы хоть как-то помочь, нас склоняют на всех городских совещаниях, словно мы не медицинское учреждение, а пугало для битья.

Чувствовалось, что Марина не на шутку разозлилась, поэтому я постаралась состроить сочувственную мину и молчала, давая ей выговориться.

– А куда ты дела ведро? – поинтересовалась Звонарева, внезапно успокаиваясь.

– Поставила на место, естественно. Мне-то оно за каким лешим сдалось?

– А мусор?

– А что – мусор? Я его выбросила.

– Ну и зря, – сказала Марина, сдвигая тонкие брови на переносице. – Почему ты не обратилась ко мне? Если есть какие-то подозрения, надо было отдать шприцы и ампулы на экспертизу… Ладно, теперь уже ничего не изменишь. Только на будущее запомни: если что-то подобное случится, сразу же сообщай мне. Уяснила?

– Уяснила! – с готовностью согласилась я.

Марина уже собралась уходить, но вдруг снова повернулась ко мне.

– Слушай, а что за странная девица, с которой ты разговаривала?

– Я разговаривала?

– Ну да, в обеденный перерыв. Я в магазин выходила и видела вас. Одета она, как… как… – Подходящих слов Марина не находила.

– А-а, – протянула я, внутренне напрягшись, – это племянница моя, Виктория.

– Ты не говорила, что у тебя есть другие родственники, кроме бывшего мужа, – заметила старшая медсестра.

– Да что о ней говорить-то? – пожала я плечами. – Приезжает только тогда, когда ей деньги нужны.

– И ты даешь?

– А куда денешься – все-таки родная кровь! Сказала, что машину помяла, к родителям идти побоялась, вот я и пригодилась.

Лицо Марины заметно смягчилось.

– Да, – протянула Звонарева, – все они такие, детки наши: дай палец, так и руку откусят. И через собственных родителей перешагнут – не поморщатся. Но ты не бери в голову, – дружески похлопала меня по руке начальница. – Все же молодая еще, жизнь вполне может наладиться.

Несмотря на то что слова старшей медсестры были обращены не ко мне, а к Анне Евстафьевой, я почувствовала благодарность. Марина, сама находившаяся в нелегкой жизненной ситуации, решила поддержать подругу по несчастью. Наверное, неудача в личной жизни и толкнула ее на отношения с Урманчеевым – почему бы еще она стала встречаться с человеком, который, судя по слухам, трахает все, что движется? О любви тут не может быть и речи, но одиночество может заставить женщину переступить через свои принципы.

После обеда работы всегда не так много, как утром, поэтому я спокойно расфасовывала медикаменты для вечерней раздачи, когда к стойке приблизился психоаналитик Урманчеев.

– Как дела? – вежливо поинтересовался он.

К моему удивлению, на его лице не было заметно обычного плотоядного выражения, с которым он словно бы ощупывал тебя сальным взглядом, раздевая на ходу.

– Все нормально вроде бы, – ответила я. – А у вас?

Мне показалось, что мужчина смутился на какое-то мгновение, потому что отвел глаза.

– Знаешь, Ань… Тут такое дело…

Это было совсем не в его духе – не заканчивать начатые предложения и стесняться, и я насторожилась.

– Что-то случилось, Ильяс Ахатович?

– Пока нет, но может случиться. Ты только не волнуйся…

– Господи, да в чем дело-то? – не на шутку встревожилась я.