Онлайн книга «Корректировщик истории»
– Осмотреться, приготовиться, – скомандовал, приходя в себя, Женька. – Через десять минут начинаем. – Ты не шуми, лейтенант, сообразим, – бойцы расходились по узкой траншее в разные стороны. Женька остался со вторым номером пулеметчиков. Зябко передернув плечами, приготовил автомат. Пулеметчик разглядывал немцев. – Сюда бы «максимку» – я бы троих уложил, да и каракатицу дожег. – Из карабина попробуй. Из-за поворота траншеи высунулась голова в прожженной ушанке: – Товарищ лейтенант, там наши. Побитые, но обзор хороший. Женька протиснулся по мелкому ходу сообщения. Воронки, трое убитых. Один в ровике, с перевязанным горлом, двоих вышвырнуло взрывом. Валялся «ППШ» с расщепленным прикладом. Пулемет какой-то непонятный. – «ПТР». Немецкое, – один из бойцов пытался открыть затвор. – Пальнуть сможешь? – спросил коренастый усач с двумя медалями на телогрейке. – Так хер его знает. Я ж так любопытствовал. – Чего ж «так»? Ты, земляк, по фрицам проверь… – Время, товарищи, – напомнил Женька. – Как натикает – командуй. Мы ж наготове, – бойцы пристроили тонкий ствол противотанкового ружья на остатки бруствера. – Еще пять минут. Женьку подергали за рукав: – Вы, случаем, не мерзнете, товарищ лейтенант? – телефонист кивнул на убитого. – Телогрейка нормальная. Покойнику-то зачем? Простит. Женька глянул на присыпанное землей лицо, вздохнул: – Поможешь? Вдвоем стащили с упрямящегося окоченевшего тела короткий ватник. Женька вынул из кармана убитого красноармейскую книжку, снял медаль «За отвагу». – Это правильно, – одобрил телефонист. – А то у меня братан вот так – «без вести». Женька накинул телогрейку – грудь оказалась в засохшей крови, рукава куцые, но ничего. Спине тепло, а то уж поясница как каменная стала. – Готовьсь, товарищи. 19.15 Ждут на той стороне? Вдруг Катьку зацепило? С «Ханомагов» лупили плотно. Тогда нужно будет вернуться. Чипы активировать. А если в бессознательном она? Все, время вышло. – Огонь! Женька упирал в плечо разболтанный приклад «МП-40», стрелял короткими сериями. В пустоте площади ворочались грязно-белые «Ханомаги», пульсировали огоньки пулеметов. И еще откуда-то стреляли – пули срезали ветви с истерзанных кустиков над головой. Катьки все не было. – Отходят, лейтенант! Бронетранспортеры отползали, «крупповский» грузовик все-таки запылал, скрывая неуязвимых товарищей в бликах неяркого пламени. На булыжной мостовой валялся убитый. – Да отходят же наши, лейтенант! Женька оглянулся и тут же услышал мат начальницы: – Да задолбала, Василий, твоя газонокосилка неподъемная, мать ее… Катрин ползла, помогала, подталкивая тяжелый пулемет. Значит, все трое перебрались. – Не понимаешь, разведка, – хрипел сержант. – Эти ж четыре пуда – наша опора и надежа. Из скверика выскочили вовремя – за спиной начали рваться фугасные. Со стороны Либкнехта вдоль фасада гостиницы двигались две самоходки, откуда-то выполз «Т-III». Группа бежала россыпью. Женька оказался слева, бежал чуть ли не последним, боялся отстать. Ориентироваться удавалось лишь на смутную двухголовую фигуру, отягощенную железом, – теперь пулеметчики волокли «максим» самостоятельно. Катька опять куда-то делась. За развалинами деревянного горелого павильона попали под фланговый пулеметный огонь. Куда стрелять, Женька не знал, только вжимался подбородком в подмерзающую, но еще мягкую землю. По каске стучали отлетающие от столба головешки. – К зданию отползаем! Не лежать, братва! Женька полз, стараясь не цеплять землю автоматом. Шаровары на коленях промокли, в сапогах чавкало. Впереди оказалась колючая проволока. – Сюда, лейтенант… – Кто-то из бойцов приподнял-оттянул колючую нитку саперной лопаткой. Женька сполз в старую огромную воронку. Здесь оказалась вся группа, даже перемазанный «максим». – Вот херовое дело, – Катрин вертела белеющей в темноте головой. – Не пропустят. Наши, наверное, прижали. И патронов ведь не жалко. – Здесь отсидимся, – предложил рассудительный сержант Василий. – Может, поутихнет? – Щасс поутихнет… Где-то у павильона начали рваться мины, с треском разметывая уцелевшие балки. – К домам придется отходить… – Там немцы. Стреляли… – Щас же не стреляют. Давай. А то здесь и накроет… Снова ползли. Женьке очень хотелось сунуться в какую-нибудь ямку и полежать хотя бы минут пять. Но все ползли, и Земляков полз. Даже короб с лентами волок… Впереди выросло одноэтажное невзрачное здание, дальше все небо заслоняла громада Госпрома… Как оказались в тени, Женька толком не помнил. Проползли вдоль огромной груды битого кирпича, потом Женька чуть не потерял сапог в твердом как камень сугробе. Бойцы молча влезали в огромное окно. Наверху постукивали винтовочные выстрелы, экономно грыз воздух «МГ». Но стреляли не по группе – здесь, под самой стеной, бойцов заметить было трудно. В окно подняли пулемет. – Лезь, Земляков, – начальница ладонью в драной перчатке поощрительно похлопала Женьку по каске. – Молодец! – Чего это? Я ничего такого… – Что жив – молодец. Лезь давай. Озадачился, чудик… Внутри было сыро и темно как в погребе. Кто-то из бойцов выглянул в коридор: – Завалы. Сам черт ногу сломит. Может, в парк будем пробиваться? – Скоро наши отбивать площадь пойдут, – громко прошептала Катрин. – Сейчас сунемся – как раз попадем. Здесь стены, да и помочь с фланга сможем. План такой – поднимаемся повыше, занимаем позиции. Часок как раз перекурим, отдышимся. – А если наши дальше отойдут? – С чего это? Ну, если вдруг отойдут, так и мы следом двинем… Госпром – пирамиды древние. Дыры и проломы, смерзшийся кирпич – все на свете здесь вымерзло. Где-то слышались неразборчивые голоса, раскатисто начинал стучать пулемет, и эхо летело из всех коридоров и лестниц. На третий этаж едва поднялись – пролом в ступеньках топорщился капканами арматуры. Прямо за стеной стукнула винтовка, но прохода здесь не было, разглядеть стрелка было невозможно. Может, такой же боец, отрезанный от своих. Похоже, в лабиринте этажей огромного комплекса и батальон мог бы проскользнуть, не наткнувшись на немцев. Пятый или шестой этаж – Женька уже сбился. Прошли туннель-переход в соседний корпус. Впереди двигалась Катерина с телефонистом – оказалось, ушлый боец в Госпроме уже бывал по служебной надобности. В этом корпусе или другом, он не помнил, но уверял, что все одинаковое. |