Книга Плеть темной богини, страница 38 – Екатерина Лесина

– Ты что тут делаешь? – Дашкино присутствие не то чтобы раздражало Илью, скорее было не совсем уместно. Не хватало еще и ее впутать в эту историю с собачьими головами и трупом в подворотне.

– Я? Я вам поесть принесла, а то ж издохнете, как цветы… и вообще, проверить, как вы, а то, может, посадили уже, а я не в курсе. Их ведь могут посадить?

– Могут, – ответил мент. – Серьезно могут.

Да куда уж серьезнее: труп имеется, ствол имеется, необходимость в закрытии дела тоже имеется, а вот адвоката уже не имеется… точнее, вряд ли согласится помогать.

– А мне опять прислали, – Юленька погладила розовое ведерко. – Ну… как тогда, помнишь?

– Да? – Дашкины глаза округлились, потом, наоборот, сузились, что говорило о крайней степени раздраженности. – И кто?

– Выясним, – не очень в тему пообещал мент и, приподняв пакеты, поинтересовался: – Куда нести? На кухню?

– На кухню, – скомандовала Дашка и, обернувшись к Юленьке, заявила: – А мы с тобой пока цветами займемся.

Голова никуда не исчезла, лежала себе в коробке, в развороченном, измазанном чем-то черным полиэтилене, таращась на людей обиженными синими глазами. Из коробки воняло, а внутри, кажется, и что-то ползало – Илья предпочел не вглядываться.

– Ну и какой в этом смысл? – Баньшин наклонился было над коробкой, но, вдохнув едкий аммиачный запах, отшатнулся, замахал рукой, пытаясь избавиться. – Черт! Закрой ты это…

Илья закрыл, хотя прикасаться к коробке, пусть и сухой, относительно чистой, было противно до невозможности.

– Ну и что мне с этим делать? Я убийствами занимаюсь! И не собачьими… Слушай, тут курить можно?

– Понятия не имею.

Вышли на балкон при кухне, крохотный, этакое ласточкино гнездо на серой громадине дома-корабля, а внизу – серо-зеленое, травянисто-асфальтовое городское море.

– Оно же никаким боком вообще! Ну к делу-то… и она и вправду сама могла… – мент нервно щелкал зажигалкой, высекая искру. – Слушай, ну могла ведь?

Нет, вряд ли. Фарфоровые куклы не убивают животных, и не потому, что не могут, а потому, что опасаются испачкать свои бархатные платьица. Только Юленька – не кукла, человек она. И человек очень добрый, мягкий, впечатлительный. Невозможно представить ее, отрезающей голову пуделю.

Но невозможно было представить, что Алена его бросит.

– Нет, ты прав, фигня получается… но с другой стороны, не факт, что собаки имеют отношение к делу?

– Не факт, – согласился Илья и подумал, что, верно, стоило рассказать про собак, про то, откуда они появились. Но скажи он – и гадать нечего! – мигом припишут. Как говорится? Кто шляпку спер, тот и бабку прибил? Хватит, что и так его в отпуск на неопределенный срок спровадили, хорошо, что вообще не уволили.

– Не факт… мутно… ладно, пошли, поговорим, что ли? – прозвучало это неуверенно. – С потерпевшей?

Потерпевшая, сидя на полу, ковырялась в огромном ведре, из которого торчал печальный остов дерева. Где-то вверху на желтых веточках еще держалось несколько глянцевых листочков, но и те, тронутые желтизной, грозились вот-вот облететь. Дерево погибало, если уже не погибло, и кажется, проблема эта на данный момент полностью занимала все Юленькины мысли.

– Ну что, насекретничались? – спросила Дашка, откладывая в сторону желтую газету десятилетней давности. – Слышь, Юлька, нас допрашивать пришли. Коллективно! Сейчас скажут, что мы сами во всем виноваты, и арестуют!

– Даша, угомонись, а то выгоню.

Не поверила, хмыкнула и отвернулась. Ну и что это за цирк? Кого ради… хотя… ну нет, не мог же ей этот тип приглянуться, тем паче настолько не вовремя. Хотя для Дашки понятия «вовремя» не существует.

А Баньшин… ну ничего такой, обыкновенный. Не старый и не молодой, лобастый, с упрямым подбородком и горбатым носом. Да и вообще симпатию вызывает, и в других обстоятельствах, глядишь, сошлись бы, стали бы если не друзьями, то приятелями.

– Так и будете молчать? – ехидно поинтересовалась Дашка, снова отгораживаясь газетой. – Или, может, скажете чего-нибудь умное?

– Даш, лучше ты расскажи, – тихо попросила Юленька, вытирая руки о ковер, поднялась, подошла к Дашке и, тронув жесткий газетный лист, повторила просьбу: – Расскажи… ну то, что ты мне рассказывала. Про бабушку.

– Не заслужили…

– Даша, если знаешь что-то, то выкладывай, – Илья почувствовал, что начинает заводиться. Знал он за собой такую способность: психовать по пустякам, редко, но метко, так, что потом долго приходилось совестью мучится, прощения просить…

Букеты привозить. Розовые орхидеи и шампанское. Мандарины и конфеты… А может, Алена поэтому ушла? Из-за характера, из-за того, что сложно с ним жить, а не потому, что герр Бахер богаче?

– Ладно, – Дашка кинула газету за диван и, махнув в сторону кресел, что стояли у противоположной стены, велела: – Садитесь и слушайте. Но вообще я не для вас старалась, мне просто интересно стало… ну и Юльке думала, что не помешает.

Баньшин сел в кресло и вытянул ноги, почти коснувшись ведрообразного вазона с чахлым деревцем, Илье же осталось место ближе к двери.

– Я просто подумала, что мало ли, если тот тип, ну адвокат который, он так про бабку Юлькину рассказывал, про Данцеля этого, то чем черт не шутит? А у меня Валька в архиве городском работает, а Ленка – газетчица и вообще книгу пишет, а…

– Даша, мы поняли, ты к делу давай, хорошо?

Кивнула, закусила губу, раздумывая, с чего начать, и, нервно дернув плечом, заговорила:

– Стефе крепко на мужчин не везло… я серьезно. Первый ее, который женихом числился, уже заявление вроде подали, под статью попал, расстреляли его… за убийство приговорили. И не за одно.

Паузы делает, но уже не потому, что красуется, а потому, что рассказывать ей и вправду сложно.

– Второй который… замуж вышла, он следователем значился, а потом развелась. И вроде как из-за побоев. А он ее ненормальной выставить пытался. А уже третьим Данцель был…

Данцель. Дан-цель. Какое колючее имя, или нет, не то чтобы колючее, скорее угловатое, как куб из стали с гладкими холодными гранями и острыми ребрами. И углы тоже острые – схватишь такой не глядя, а он возьмет и кожу расцарапает, до крови.

Юленька посмотрела на руки: кожа была гладкая с тыльной стороны и прорезанная путаными линиями жизни с внутренней. И комочки земли прилипли, и сухой березовый лист, невесть откуда взявшийся в вазоне, приклеился к запястью. И выглядит с этой лопаткой и ведерком она, Юля Светлякова, дурочкой.

Фарфоровая кукла решила поиграть в садовода… Чем-то вот не давали покоя Юленьке эти куклы, лезли в голову ровными рядами фарфоровых солдатиков, чеканили шаг розовыми башмачками и хитро улыбались.

– Данцель был странным, – меж тем продолжила рассказ Дашка. – Ну не потому странным, что ненормальным, а потому… короче, он был богат, не имея возможности быть богатым! Понимаете?