Книга В день пятый, страница 44 – Эндрю Джеймс Хартли

Отец Джованни взглянул на часы и заявил:

— Хорошо. Один час. Но не здесь. Это место становится… — Не подобрав подходящего слова, священник поднес руки к голове: шумным, многолюдным, сумасшедшим.

Они прошли до пересечения с виа Медина, осторожно пробираясь по запруженной улице, и спустились к морю мимо длинного ряда изящных фасадов XVIII века, почерневших и покрытых граффити. Миновав скопление маленьких ресторанчиков с закрытыми до обеденного часа террасами, выходящими на улицу, они обогнули внушительный фонтан со скульптурами, имеющими отдаленное отношение к морской мифологии. Вдруг, совершенно внезапно, перед ними предстала величественная громада хорошо сохранившегося замка Кастелло-Нуово.

— Я приходил сюда вместе с вашим братом, — сказал отец Джованни. — Никогда прежде здесь не бывал. Эдуардо познакомил меня с этим местом.

— Наверное, если сам живешь где-то, то не всегда замечаешь то, что вызывает восхищение приезжих, — заметил Томас.

— Верно, — согласился священник. — Этот замок типичен для Неаполя. В нем множество уровней. Под землей остатки греческих сооружений, затем римских. Строение было возведено в тринадцатом веке, перестраивалось в пятнадцатом и позже. Теперь здесь заседает городской совет. Эдуардо нравилась… как бы сказать?

— История?

— Да, — произнес отец Джованни, склоняя голову набок, показывая, что это не совсем то слово. — Наверное, скорее преемственность, так?

— Да.

Они вошли в замок по широкому деревянному мосту, под вычурной резной аркой, обрамленной колоннами и увенчанной фризом с колесницей, запряженной четверкой лошадей. По высоте арка почти не уступала двум массивным, мрачным башням, стоящим по обе стороны от нее, а за ней оказался внутренний дворик, вымощенный каменными плитами. Томас остановился, впитывая возраст и преемственность этого места, а отец Джованни тем временем купил два билета в помещении бывшей караулки.

— Вы говорили о том, что Эд интересовался символами, — начал Томас, когда священник вернулся. — Не помните, что привлекало его внимание в первую очередь?

— Я мало что знаю о его работе, но помню, что Эдуардо собирал изображения рыб из римских катакомб и другие образцы раннехристианского искусства, — ответил отец Джованни.

— Символ рыбы? Как тот, что многие вешают на свои машины?

Пожав плечами, отец Джованни указал на длинную прямую лестницу.

— Это был символ первых христиан. Очень простой рисунок. Некоторые полагают, что все началось со слова, составленного из первых букв нескольких других.

— Акроним?

— Да, — подтвердил отец Джованни. — Но я считаю, что это также своеобразный код. Языком первой церкви был греческий. Рыба на нем будет «ихтис». Ваш брат показал мне вот это. Подождите.

Они вошли в башню с видом на море. Круглое помещение было заставлено рядами скамей — зал заседаний парламента или суда. Сводчатый потолок высотой футов шестьдесят пересекала паутина изогнутых каменных балок.

Достав из кармана бумажную салфетку, отец Джованни прислонился к краю деревянного стола и набросал черной шариковой ручкой:

Ι Iesous — Иисус

Κ Kristos — Христос

Θ THeou — Божий

Υ Uios — Сын

Σ Soter — Спаситель

Томас внимательно прочитал слова.

Отец Джованни провел пальцем по первым буквам.

— Видите? «Ихтис». Рыба, но также Иисус Христос, Сын Божий и Спаситель. Этим словом пользовались подвергавшиеся преследованиям христиане, чтобы узнавать друг друга. При встрече один рисовал вот такую линию. — Священник вывел изогнутую полосу, похожую на стилизованную волну. — Другой дополнял изображение.

Он дорисовал нижнюю половину изгиба, соединив линии слева так, что получилась голова рыбы, и перечеркнув справа, где образовался хвост.

— Это очень древний образ? — спросил Томас.

— Возможно, один из старейших. Эдуардо говорил, что он встречается и в других религиях, но ранние христиане присвоили его себе. В Новом Завете полно историй, связанных с рыбами.

— «Вы будете ловцами человеков», [18] — произнес Томас.

— Можно вспомнить, как Иисус накормил пять тысяч человек, — подхватил отец Джованни. — Эдуардо говорил, что рыба также является исконным символом плодородия, — закончил он, с улыбкой вспоминая эту фразу.

Какое-то время они прогуливались молча, пока не оказались в вытянутом помещении с видом на море. Пол в этом зале был сделан из толстого стекла, сквозь которое виднелись нижние уровни здания: остатки кладовых, темница, проходы и могилы, некоторые с истлевшими скелетами.

— Говорят, что в подвалах множество тоннелей, восходящих к самым первым дням существования здания, — сказал отец Джованни. — Некоторые из них могут сообщаться с морем. Есть легенда о том, как пленники, заточенные в темницу, кричали ночью. Когда на следующий день к ним спустились стражи, оказалось, что в камерах никого нет. Пленники исчезли. Через несколько лет стражники прошлись по всем тоннелям и обнаружили крокодила, сбежавшего с корабля, приплывшего из Египта. Они убили тварь, сделали из нее чучело и повесили его над воротами. Это всего лишь легенда, но Эдуардо она очень нравилась. — Он снова улыбнулся, на этот раз печально, и вздохнул. — Мне пора возвращаться. Вам нужно отправляться в Помпеи, а я должен заниматься с монахинями.

Томас кивнул и подумал:

«Символы. Кресты и рыбы. Возможно ли, что именно в этом кроется загадка смерти Эда? Но как?»

— Все это какое-то… ненастоящее, — пробормотал он вслух. — Я что-то упускаю из виду.

Джованни ничего не сказал, и у Томаса в который уже раз мелькнула мысль, не умалчивают ли друзья Эда о чем-то, охраняя его память или себя самих. Если так, то от чего? От кого?

В обители его ждала сестра Роберта.

— Вы сегодня снова отправляетесь в Помпеи? — спросила она.

Это была прелюдия к просьбе разрешить ей присоединиться к нему, и Томас поймал себя на том, что у него внутри все оборвалось. Ему нравилось общество монахини, но он настроился побыть в одиночестве, подумать.

— Да, — ответил Найт, стараясь показаться дружелюбным. — А вы, наверное, уже насытились раскопками?

— Это лучше, чем торчать здесь, — сказала она. — К тому же у меня заканчиваются последние деньки свободы. Вскоре начнется собственно пребывание в обители. Не возражаете, если я присоединюсь к вам?

Что он мог ответить на просьбу, выраженную вот так, сопровождаемую тронутой отчаянием надеждой в глазах?

— Я подожду вас здесь.

Едва сестра Роберта ушла, как над ограждением внутреннего дворика показалась голова отца Джованни.