
Онлайн книга «Мой возлюбленный негодяй»
![]() — Утро вечера мудренее, — снова улыбнулся Джордан. — Я уверен: когда ты отдохнешь, то примешь правильное решение. А сейчас пора спать. — И он мягко, но решительно заставил ее улечься на меховую подстилку и укрыл сверху одеялом. — Спи. Марианна горько улыбнулась. Как она может уснуть после всего, что он наговорил ей? Давний страх перед Небровым охватил ее с новой силой, но, пожалуй, не меньше пугал ее выход, предложенный Дрейкеном. Оказаться одной в чужой незнакомой стране в полной зависимости от этого странного человека? И опять решение зависит только от нее самой… Дрейкен улегся поблизости, тоже укрывшись одеялом из овечьих шкур. Единственным звуком, раздававшимся в тишине, было потрескивание горящих дров. — Ради Бога, перестань трястись, — вдруг резко проговорил Дрейкен. Она и не заметила, что дрожит. Теперь она постаралась напрячь все силы, чтобы унять дрожь, но та не проходила. — По-моему, я замерзла. — По-моему, ты лжешь. — Он снова сел на своей подстилке. — Я стерпел это в церкви, но мне очень надоело видеть, как ты притворяешься такой же сильной, как Грегор. Внезапно Джордан оказался рядом с ней, и Марианна ощутила его горячие сильные руки на своих плечах. На секунду она застыла от неожиданности, а потом попыталась его оттолкнуть. — Лежи спокойно, — грубовато приказал он, прижимая ее к себе. — Я ничего плохого тебе не сделаю. — Несмотря на то, что голос его звучал резко, руки, отводившие волосы с ее лица, были удивительно нежными. — Наоборот, я хочу помочь тебе, хочу, чтобы ты забыла свой страх. — Нет! — Едва сдерживая слезы, Марианна упрямо покачала головой. Если она хочет уберечь Алекса и сохранить тайну Джедалара, страх — ее единственная защита. Но Боже, как это тяжело — постоянно быть настороже, не верить никому и ничему. Дрожь превратилась в продолжительные судороги, сотрясавшие ее тело. Она с силой прикусила нижнюю губу. — Извините… Я не понимаю… почему… Я не… с той самой ночи… Он опустился рядом с ней на подстилку и властно привлек ее к себе. Марианна в ужасе рванулась прочь, но он сжал ее в своих объятиях: — Посмотри на меня, черт подери Я причиняю тебе зло? Она отчаянно всмотрелась в его лицо. Его бледно-зеленые глаза сверкали, гипнотизируя ее, приказывая поверить ему. Она и правда ему поверила — и медленно покачала головой. — Успокойся. — прошептал он. — Ты измучилась и перепугалась, и это нормально. Просто успокойся. Забудь обо всем. От него пахло кожей, мускусом и хвойным дымом костра. И Марианну вдруг охватило чувство покоя и умиротворенности. Ей хотелось закрыть глаза и ни о чем не думать. — Хорошо. — Его голос согревал ее, опьянял, убаюкивал. Она всегда считала, что у голосов есть цвет. У его голоса был цвет темного бургундского. — Отдыхай. Ни о чем не беспокойся. Разреши мне позаботиться о тебе. Надо стряхнуть с себя это оцепенение, туманно подумала она. Близость этого человека опасна не потому, что он может поступить с ней так, как те поступили с ее матерью, но потому, что у нее появилось такое странное чувство, словно она с ним сливается. Нельзя бороться с противником, если станешь его частью. Но она не пошевелилась. Она будет бороться завтра, когда восстановит силы. Сейчас она в безопасности. Странно думать о безопасности в связи с Джорданом Дрейкеном, — но не более странно, чем все, что произошло сегодня вечером… Нет! Марианна резко приподнялась и села, прижав одеяло к груди, тяжело дыша, готовая защищаться. — Ты упорно стараешься все себе осложнить, — спокойно, даже равнодушно произнес Джордан. Все еще с трудом переводя дыхание, она облизнула пересохшие губы. — Я очень устала. Мне можно лечь? Он улыбнулся и немного подвинулся. — Я буду в восторге. Я никогда не отказы… — Тут он встретился с ней взглядом, и его улыбка исчезла. — Не смотри на меня так, черт подери. Я просто забыл. В определенных обстоятельствах слова произносятся бездумно. Марианна знала, какие обстоятельства он имеет в виду. Сколько постелей и женщин сделали такую реакцию инстинктивной? Он тихо сказал: — Секунду назад ты знала, что тебе ничто не угрожает. Что же изменилось? — Он перешел на свою подстилку и сел. — Я предложил тебе заботу и дружеское участие, но ты глупо отказываешься от того, что тебе так необходимо. Ничего не ответив, Марианна легла и закуталась в одеяло. — Ты будешь тут молча лежать, и думать, и беспокоиться, а потом снова затрясешься. — Это была мимолетная слабость. Я же сказала: я немного устала. Сейчас уже все прошло. — Черта с два! Она опять не ответила. — Расскажи мне, как работают со стеклом, — неожиданно попросил Джордан. Она снова напряглась, но он нетерпеливо добавил: — Не про Окно в Поднебесье. Мы договорились о нем не упоминать. Расскажи мне о твоей работе. — Зачем? Вам это неинтересно. — Тебе нравится этим заниматься? — Конечно, что за глупости! — И как ты себя при этом чувствуешь? Марианна поняла, что никогда над этим не задумывалась. Работа просто всегда была в ее жизни, была частью ее самой, — и это нельзя отделить, как нельзя отделить цвет от пластины стекла. — Хорошо. Плохо. Иногда я злюсь. — Почему? — Вам не понять. — Совершенно верно. Не понять, если ты мне не объяснишь. Почему бы ей не ответить ему? Тема вполне невинная. — Иногда возникает образ, а воплотить его невозможно: руки недостаточно умелые, или цвет неудачный, или стекло слишком толстое и не служит солнцу. — Не служит солнцу? — Ведь это солнечный свет, струящийся сквозь окно, оживляет стекло. Зачем бы мы создавали окна, если не для того, чтобы служить солнцу? — Ты говоришь так, словно почитаешь бога солнца. Она нахмурилась: — Я не язычница. — Я в этом не уверен. А что ты испытываешь, когда работа удается? Как ей описать это, когда таких слов не существует? — Такое ощущение… как будто внутри у меня что-то разбивается. — Правда? Как неприятно. — Ничуть. Пока ты работаешь, у тебя словно лихорадка, тебя охватывает жгучее нетерпение, хочется поскорее закончить, а потом наступает удивительное чувство умиротворения. — Она беспомощно встряхнула головой. — Я же говорила, что вы не поймете. — Наоборот, ты описала состояние, с которым я хорошо знаком. — Он помолчал, а потом, искренне рассмеявшись, повторил: — Да, очень хорошо знаком. |