
Онлайн книга «Крутые парни не танцуют»
![]() Я описываю Ридженси так подробно, потому что, честно говоря, не мог его раскусить. Как я не всегда приветствовал наступивший день, так и он не всегда отвечал своему имиджу. Дальше я дополню его портрет еще кое-какими деталями. Теперь же он с военной четкостью отодвинул свой стул строго назад и вышел из-за стола, чтобы подтолкнуть другой стул ко мне. Потом задумчиво уставился мне в глаза. Точно генерал. Он выглядел бы полным долбаком, если бы на каком-то этапе его карьеры в него не вживили идею, что сочувствие тоже должно входить в арсенал действующего полицейского. К примеру, первым, что он сказал, было: – Как там Пэтти Ларейн? Слышали о ней что-нибудь? – Нет, – ответил я. Разумеется, одним этим маленьким вопросцем он сразу лишил меня такой, казалось бы, надежной журналистской установки. – Не будем развивать, – сказал он, – но я, ей-богу, видел ее вчера вечером. – Где? – В Уэст-Энде. Рядом с волноломом. Это было недалеко от «Вдовьей дорожки». – Любопытно узнать, что она снова в городе, – сказал я. – Но я об этом понятия не имел. – Я закурил сигарету. Мой пульс пошел галопом. – Я только и разглядел, что блондинка. Далеко был – ярдов за триста, наверное. Может, и ошибся. – Но сам он явно в эту возможность не верил. Затем он достал сигару и раскурил ее картинно, как старый ковбой в телерекламе. – Ваша жена, – сказал он, – очень эффектная женщина. – Спасибо. Мы с Ридженси познакомились в августе нынешнего года, на одной из вечеринок-со-встречей-рассвета-в-воде, которые мы устраивали ежедневно в течение целой недели (мистер Черняшка тогда уже разнюхивал обстановку). Поводом послужила жалоба на шум. Элвин явился лично. Я убежден, что он слышал о наших вечеринках и раньше. Пэтти очаровала его в момент. Она объявила всем – пьяным, обкуренным, мужским и женским моделям, полуголым и преждевременно нацепившим маскарадные костюмы в стиле Дня всех святых, – что выключает музыку в честь шефа Ридженси. Потом стала прохаживаться насчет чувства долга, которое не позволяет ему взять стакан. «Элвин Лютер Ридженси, – сказала она. – Блеск, а не имя. Надо быть его достойным, дядя». Он засиял, как награжденный медалью за доблесть, на щеке которого запечатлела памятный поцелуй Элизабет Тейлор. «Как вы умудрились заполучить имя Элвин Лютер в Массачусетсе? Это миннесотское имя», – сказала она. «Ну да, – сказал он, – мой дед по отцу из Миннесоты». «Что я говорила? Не спорьте с Пэтти Ларейн». – И она живо пригласила его на вечеринку, которую мы собирались устроить завтра. Он пришел после работы. Под конец, у двери, он сказал мне, что чудесно провел время. Мы разговорились. Он сказал, что до сих пор живет в Барнстабле (от нас до Барнстабла миль пятьдесят), и я спросил его, не чувствует ли он себя неуютно, работая здесь в сутолоке летнего нашествия. (Провинстаун – единственный известный мне город, где можно задать полицейскому такой вопрос.) «Нет, – сказал он. – Я просил перевода сюда. Я сам этого хотел». «Почему?» – спросил я. Ходили слухи, что он работал в Бюро по борьбе с наркотиками. Он отшутился. «Знаете, Провинстаун называют Диким Западом на Востоке», – ответил он и визгливо заржал. Потом он иногда заходил к нам на вечеринки на несколько минут. Если празднество не кончалось за сутки, он появлялся и следующим вечером. Приходя после работы, он позволял себе выпить, тихо беседовал с одним-другим гостем и отчаливал. Только раз – а именно уже после Дня труда – он дал нам понять, что пропустил стаканчик до этого. У дверей он поцеловал Пэтти Ларейн и обменялся вежливым рукопожатием со мной. Потом сказал: «Я за вас волнуюсь». «Почему?» – Мне не нравились его глаза. В общении с симпатичными ему людьми он проявлял теплоту, очень напоминающую тепло нагретой солнцем скалы – она действительно горяча, вы ей симпатичны, – но глаза его походили на два ввинченных в эту скалу стальных болта. «Говорят, – пояснил он, – что у вас слишком богатый потенциал». Так в Провинстауне не выразился бы никто. «Да, – сказал я, – уж если я влипну, то по-крупному». «У меня предчувствие, – заметил он, – что ваше время наступит, когда неприятности будут видны издалека». «Издалека?» «Когда все поутихнет». – Теперь у него в глазах по крайней мере появился свет. «Верно», – сказал я. «Верно. Вы знаете, о чем я. Что верно, то верно». – И он отправился восвояси. Если бы в его натуре было махать рукой на прощание, я увидел бы, как он машет. Выпивая в баре ВАЗВ [6] , он бывал более собранным. Я даже видел его поединок с нашим чемпионом по арм-рестлингу Бочкой Коста, которого прозвали так за то, что он с легкостью выкидывал бочки с рыбой из трюма на палубу, а при низкой воде и с палубы на причал. Когда доходило до арм-рестлинга, Бочка мог положить любого рыбака в городе, но как-то раз Ридженси принял его вызов, сделанный на пари, и все оценили то, что он не спрятался за свой мундир. Бочка победил, хотя ему пришлось поработать достаточно долго, чтобы ощутить горечь надвигающейся старости, и Ридженси помрачнел. По-моему, он не привык проигрывать. «Вы неудачник, Мадден, – сказал он мне в тот вечер. – Только и знаете, что валять дурака». Однако на следующее утро, когда я шел по улице за газетой, он остановил рядом патрульную машину и сказал: «Надеюсь, вчера я не слишком много себе позволил». – «Забудем». Он начал меня раздражать. Я уже предвидел конечный результат – большегрудую мамашу с увесистым фаллосом. Теперь, в кабинете, я сказал ему: – Если вы позвали меня сюда только затем, чтобы сообщить, что видели Пэтти Ларейн, это можно было сделать и по телефону. – Я хотел с вами поговорить. – Мне не идут впрок чужие советы. – Может, это мне нужен совет. – Следующую фразу он произнес с гордостью, которой не мог скрыть, точно сама мужская суть, истинное клеймо качества заключалось в силе, необходимой для поддержания в себе такого рода неискушенности: – Я не слишком хорошо знаю женщин. – Это уж точно, если обращаетесь за подсказкой ко мне. – Мак, давайте напьемся как-нибудь вечерком, да поскорее. – Ладно. – Знаете вы это или нет, но кроме нас в городе нет настоящих философов. – Тогда вы единственный мыслитель, порожденный правым крылом за последние годы. – Эй, не брюзжите, пока в вас не стреляют. – Он тронулся к двери проводить меня. – Пошли, – сказал он, – прогуляюсь с вами до машины. |