Книга Неприличная страсть, страница 48 – Колин Маккалоу

Бенедикт издал слабый крик, больше похожий на вой. Казалось, душа его рвалась на части, но прежде чем его напрягшиеся мускулы смогли включиться, чтобы уничтожить маячившую перед ним огромную тень, в которую обратилось ужасное оскорбление, Льюс вдруг испустил страшные стучащие звуки, и Бен узнал в них автоматную очередь. Тело его дернулось, отпрянуло в сторону и затряслось в такт страшным стукам.

— Ай-ай-ай-ай-ай-ай-ай! Ну что, старичок, вспомнил? Ну конечно, еще бы! Так твой автомат убивал невинных людей! Подумай-ка о них, Бен! Десятки ни в чем не повинных женщин, детей и стариков — и все умерли! Ты хладнокровно погубил их, чтобы поселиться здесь, в отделении «Икс», и пресмыкаться у ног этого подонка Майкла Уилсона!

Бенедикт медленно сел на кровать, ярость его потонула в другой, еще более сильной муке. Голова откинулась назад, глаза закрылись, и слезы хлынули потоком по этому вместилищу человеческого отчаяния, которое называлось лицом.

— Убирайся вон, Льюс! — донесся из-за плеча Льюса голос Мэтта.

Льюс отскочил в сторону, но вспомнив, что Мэтт не видит его, обернулся, вытирая пот со лба.

— Поди ты к черту! — бросил он и, грубо задев Мэтта плечом, пробрался к своей кровати и взял свою шляпу. Нахлобучив ее на голову, он повернулся и вышел с подчеркнуто безразличным видом.

Мэтт слышал почти все из того, что произошло, но не нашел в себе мужества вмешаться, пока не счел, что угроза физического насилия миновала. Он рассудил, что ничем не поможет, если будет путаться под ногами обоих, а поскольку Бен куда более подходящий противник для Льюса, то он решил оставить все как есть, надеясь, что и без него обойдутся.

Теперь он нащупал край кровати Бена, тихонько сел и заскользил пальцами по матрасу, пока не коснулся руки Бена.

— Все хорошо, Бен, — вздохнул он, почувствовав слезы на кончиках пальцев, а под ними лицо. — Ну-ну, не надо, все хорошо. Он ушел, гадина, и больше не будет приставать к тебе, Ах ты, бедолага!

Но Бенедикт, казалось, не слышал; слезы высыхали сами собой на его лице, он обхватил руками тело и тихо раскачивался взад и вперед на кровати.

Сцена в палате осталась незамеченной. Наггет по-прежнему находился за порогом слышимости, Майкл отправился в ближайшее обитаемое отделение попросить в долг немного сухого молока, а Нейл ворвался в кабинет сестры Лэнгтри как раз в тот момент, когда Льюс вылетел оттуда. Сестра Лэнгтри сидела, опустив голову.

— Что случилось, сестренка? Что вам сказала эта сволочь?

Она тотчас подняла голову, открывая ему спокойное лицо, на котором не было ни следов слез, ни отпечатка бурной сцены — ничего, кроме полнейшего самообладания.

— Ничего. Совершенно ничего, — ответила она.

— Но ведь что-то было! Я слышал, как он разорялся еще из палаты.

— Все это — сплошной театр и притворство. Он же актер. А кипятился он потому, что я испортила ему маленькое приключеньице с одной из сестер. Девушка из Вуп-Вупа, дочка управляющего банком, помните?

— Очень хорошо помню, — сказал Нейл и сел, с облегчением вздыхая. — Это, пожалуй, единственный случай, когда мне угрожала опасность проникнуться симпатией к Льюсу.

Увидев протянутую пачку сигарет, она жадно схватила сигарету и так же жадно закурила.

— Его интерес к этой девушке продиктован, естественно, соображениями мести, — объяснила она, выдыхая дым. — Я поняла это сразу же, как только увидела, что происходит. Не думаю, что в его фантазиях фигурировала именно она, но уж коль скоро он обнаружил подходящий объект, что называется, во плоти и крови, он не мог не воспользоваться предоставившейся возможностью.

— Да уж, — отозвался Нейл, прикрыв глаза. — Люшес Ингхэм, прославленный актер театра, и Ретт Игнхэм, звезда Голливуда, утирает нос жителям Вуп-Вупа.

— Я так думаю, сестрица Вуп-Вуп мечтала о Льюсе еще в младенчестве, но, могу поспорить, тогда она слишком задирала нос и не могла позволить, чтобы сын какой-то прачки догадывался об этом, И к тому же она еще была слишком мала, чтобы он мог обратить на нее внимание. Так что выставить ее теперь на посмешище — для него самое что ни на есть удовольствие.

— Представляю, — Нейл открыл глаза и пристально посмотрел на нее. — И теперь, когда планы его сорвались, он, надо думать, весьма недоволен?

Она рассмеялась.

— Вот уж справедливое замечание.

— Я, в общем-то, чувствовал, что происходит, хотя и не слышал, что он там говорит, но уже по тону было ясно, — он не поднимал глаз от кончика сигареты. — Могу я осмелиться и предположить, что Льюс в своем гневе зашел достаточно далеко и угрожал вам?

— Нельзя сказать, чтобы угрожал. Скорее, он был озабочен тем, чтобы довести до моего сведения, насколько ужасны мои несовершенства как женщины, — лицо ее исказилось от отвращения. — Брр! Но я, во всяком случае, дала ему понять, что его слова для меня — пустая болтовня.

— Но он не допускал никаких угроз? — продолжал допытываться Нейл.

Этот нескончаемый допрос уже утомил ее, и она нетерпеливо сказала:

— Что может Льюс сделать мне, Нейл? Изнасиловать? Убить? Бросьте! Такие вещи происходят только в романах, но не в жизни. Да у него и возможности-то такой нет. А кроме того, вы же знаете, для Льюса нет ничего важнее, чем его собственная шкура. Он не сделает ничего такого, за что может понести наказание. Только каркает и машет крыльями, предоставляя нашему воображению довести за него грязную работу до конца. Но только на меня его трюки не действуют.

— Надеюсь, вы не ошибаетесь, сестренка.

— Нейл, запомните, до тех пор, пока я сижу в этом кресле, я просто не могу позволить ни одному моему пациенту испугать меня, — серьезно произнесла она.

Он пожал плечами и решил сменить тему.

— Как истинный Паркинсон, я хотел бы, не прибегая ни к каким ухищрениям, перевести разговор в другое русло и сообщить вам, что сегодня до меня дошли некие слухи. Я бы даже сказал, не просто слухи, а факты.

— Очень вам буду благодарна, — вполне искренне сказала она. — И какие же это слухи?

— Дело близится к концу.

— Откуда вы узнали? До нас еще ничего не дошло.

— Наш драгоценный полковник Чинстрэп сам сказал, — он насмешливо улыбнулся. — Так случилось, что я проходил сегодня мимо его апартаментов, а он торчал на балконе, как Джульетта после посещения Ромео, весь в экстазе от мысли, что скоро попадет на Мэкери-стрит. Он пригласил меня выпить и заодно сообщил, как один офицер и джентльмен другому офицеру и джентльмену, что, по-видимому, нам осталось жить здесь меньше месяца. Сегодня с утра по начальству пошли разговоры.

На лице ее отразилось то самое смятение, которого безуспешно добивался Льюс.

— Господи! Только месяц остался?

— Плюс-минус неделя. Только-только успеем проскочить до дождей, — он нахмурился. — Не понимаю вас, сестренка, честное слово. В прошлый раз, когда мы с вами тут беседовали по душам, вы не знали, как вам дожить до конца и не умереть. А теперь у вас такой вид, как будто вы умираете при мысли, что все кончилось.