Онлайн книга «Литературный призрак»
Но любая система стремится от упорядоченности к хаосу. Мы с мамой уехали с острова, поселились у тетушек на большой земле, и за работу принялись штормовые ветры да древесные жучки. Жители острова еле успевали ремонтировать собственные дома. Мама не выдержала встречи с призраками, ушла в свой мир, предоставив нам самим разбираться с этим, кто как может. Тонкие деревца тянутся сквозь крышу к лунному свету. Показались первые звезды. — Мо! Все в порядке? — окликает Джон у ворот. Нет, никакого послания здесь для меня нет. — Да, — кричу я в ответ, застегиваю куртку и спускаюсь с крыльца. * * * Джон зевает и потягивается, чтобы проснуться. Ласковый день, в котором еле-еле угадывается холодок зимы. Опять тарахтят вертолеты. — Как спалось, дорогой? Джон по голосу понимает, когда человек улыбается. Он проводит языком по губам, расклеивая их. — Хорошо. Мне приснился сон. Я плыву по какому-то мелкому морю в районе Панамы. С чего я взял, что это Панама? Но точно знаю, что Панама. Под водой виден свет, и там плавают пушистые облака. Я думаю: «Что за чушь? Под водой не бывает облаков». Всматриваюсь получше и вижу, что облака — это на самом деле медузы, разноцветные, как лампочки на рождественской елке, и мигают. — Красивый сон. — В трех случаях я не чувствую себя слепым. Когда показываю приезжим Клир-Айленд, когда обыгрываю отца Уолли в шахматы и еще когда вижу цветные сны… Мо? — Да, Джон? — Сегодня, Мо? Хью говорил мне, что человек всегда просыпается за несколько секунд до землетрясения. — Да, сегодня. Я поступаю определенным образом в отношениях с Джоном, Техасцем, Хайнцем Формаджо потому, что я есть то, что я есть. А почему я есть то, что я есть? По тому что таково сочетание атомов, свивающих двойную спираль моей ДНК. Что побуждает ДНК к изменениям? Субатомные частицы, сталкивающиеся с ее молекулами. Эти частицы бомбардируют планету, вызывая мутации, которые приводят к появлению древнейших форм жизни, и далее от одноклеточных к медузам, от медуз к гориллам, а от них уже рукой подать до нас: до председателя Мао, Иисуса, Нельсона Манделы, до Его Провидчества и Гитлера, до вас и до меня. Эволюция и история — бильярд элементарных частиц-волн. Лайам входит и сразу достает бутылку молока из холодильника. — А может, они решили оставить тебя в покое, ма? — Может, Лайам. — Нет, правда. Если б они хотели тебя забрать, они бы уже наверняка были здесь. — Пожалуй. — А если так, ты ведь можешь работать в Корке, на факультете? Правда, пап? — Так-то оно так. Ректор на коленях благодарил бы маму, — говорит Джон как можно мягче. — Но… — Ну вот, мам, значит, решено. Ах, Лайам, Лайам. Больше всего Бог злится, когда цыплят начинают считать раньше осени… Транссибирский экспресс мчался по Северному Китаю, углубляясь в лес, в уютные сумерки. Я по-прежнему играла с матричной механикой, но пока без всякого результата. Я билась над проблемой от самого Шанхая и, похоже, топталась на месте. — Не возражаете, если я составлю вам компанию? Вагон-ресторан пуст, все места свободны. Вряд ли мы знакомы с этой молодой женщиной. — Меня зовут Шерри, — представляется она с австралийским акцентом и ждет моего ответа. — Очень приятно. Садитесь. Отодвину только свои бумажки… — Это у вас, значит, математика? Странно, что столь молодая женщина, как она, хочет общаться с такой немолодой, как я. Ну и что, мы обе вдали от родных краев, от родного языка, не спеши с подозрениями, Мо. — Да, я учительница математики. Какая у вас толстая книга! — «Война и мир». — Да, этого хватает. Особенно первого. Полуголый китайский карапуз бежит вдоль вагона и гудит, подражая то ли лошади, то ли вертолету. — Простите, я не расслышала вашего имени. Вспышка подозрительности. Мо, брось. Она всего лишь непосредственна, как ребенок. — Меня зовут Мо. Мо Смит. Мы пожимаем друг другу руки. — Шерри Коннолли. Вы до конца, до Москвы, или сойдете по дороге? — Прямиком до Москвы, а дальше — Петербург, Хельсинки, Лондон, Ирландия. А у вас какие планы? — Я хочу побыть в Монголии. — Долго? — Пока снова не потянет в путь. — Рады, что покинули Пекин? — Рада, что покинула свое купе! Там двое пьяных австралийцев соревнуются в сквернословии. У меня такое впечатление, будто я не уезжала из дома. Мужчины бывают невыносимы. — Хотите поменять купе? Наша проводница уступчивая. Подкуплю бабушку бутылкой китайского виски. — Нет, спасибо. У меня пятеро братьев, мы росли вместе, так что с парочкой шведов справлюсь. К тому же до Улан-Батора осталось всего тридцать шесть часов. К тому же на нижней полке едет здоровенный симпатичный датчанин… А вы, Мо, тоже путешествуете одна? — Я? Совсем одна. Шерри сочувственно посмотрела на меня. — О нет, слава богу, не в этом смысле! Вообще у меня есть и муж, и почти взрослый сын, но они дома. — Наверно, скучают без вас. А вы — без них. Бесспорное заключение. — Да, вы правы. — Послушайте, у меня есть банка китайского растворимого чая с лимоном. Выпьем по чашечке? Настоящий Маккой. Приятно снова разговаривать на родном языке. — С удовольствием. Мы болтали до самой монгольской границы, где у поезда поменяли колеса: старая советская колея имеет другую ширину. Я ощутила всю степень своего одиночества. Не знаю, может, подействовал чай Шерри, но только, когда я бросила взгляд в черную тетрадь, я сразу увидела ответ, который так долго искала: константа Требевича выводит из тупика. Мо, ты идиотка. Мне казалось, я сидела не так уж долго, пока не заметила, что в вагоне-ресторане заступила утренняя смена. Острова, города, леса, все осталось позади. Заря занималась над бескрайними равнинами Центральной Азии. Я — истерзанная сомнениями, уставшая, немолодая женщина-физик с неопределенным будущим, но я наконец вступила в область, где до меня не бывал еще никто. Я поплелась к себе в купе и проспала целый день. Житейская мудрость приписывает доктору Франкенштейну грех гордыни. Я не думаю, что он возомнил себя богом. Просто он был ученым до мозга костей. |