Онлайн книга «Женщина из Пятого округа»
— Какое чудное место, — сказал я. — Ну, это если не смущает некоторая старомодность. Иногда я думаю, что следует обновить обстановку, приблизиться к современности. Но для меня это невозможно. — Из-за твоих луддистских тенденций? — Наверное. — Ты до сих пор печатаешь на допотопной механической машинке? — Не умею обращаться с компьютерами. — Так же, как и с компакт-дисками? — У моего отца была фантастическая коллекция записей, которую нам переслали после того, как мы с мамой уехали в Париж. — Твой отец не поехал с вами? — Он умер до того, как мы покинули Венгрию. — Внезапная смерть? — Именно. — В ее голосе прозвучал намек на то, что мне не следует углубляться в расспросы. — Как бы то ни было, он был фанатом музыки, поэтому и собрал такую коллекцию. Когда мы уезжали из Будапешта, у нас с мамой было по одному маленькому чемоданчику. Потом, когда мы уже приобрели здесь статус immigre, пришлось обратиться к венгерскому правительству с просьбой переправить сюда некоторые личные вещи. Среди вещей, прибывших из нашей старой квартиры, была папина коллекция пластинок. С годами я пополнила ее своими приобретениями. Потом, когда появились компакт-диски, я подумала: у меня есть вся музыка, которая мне понадобится, зачем что-то менять? — Ты хочешь сказать, что не признаешь эту потребительскую лихорадку под названием «шопинг»? — Шопинг — жест отчаяния. — Ну, это уж чересчур. Она закурила. — Зато верно. Сегодня шопингом люди заполняют все свое свободное время. Это стало великой культурной традицией нашей эпохи, что красноречиво свидетельствует о полной бездуховности современной жизни Я рассмеялся… немножко нервно. — Мне определенно нужно выпить после такой проповеди. Прости, но в «приступе отчаяния» я прикупил вот это. Я протянул ей коричневый бумажный пакет, она достала бутылку. — Не знаю, хорошее ли это шампанское… — начал я. — Вполне. Ты купил его в магазине на углу? — Как ты догадалась? — Потому что это мой местный «супермаркет». Я даже помню, как Мустафа, хозяин, открывал его в семидесятых. Он тогда только что прибыл из города Бон в Алжире… — Родина Камю. [101] — Chapeau, [102] — сказала она. — Как бы то ни было, будучи новичком в Париже и только-только открыв свой магазин, Мустафа был застенчивым малым и старался угодить. Ему приходилось несладко, поскольку само присутствие коммерсанта из Магриба в этом уголке Парижа оскорбляло старожилов quartier. Сейчас, спустя три десятилетия, он полностью ассимилировался и теперь так же бесцеремонно, как с ним когда-то, обходится со всеми, кто приходит в его магазин. Маргит достала два бокала из кухонного шкафчика, поставила бутылку на стол, сняла фольгу и осторожно извлекла корковую пробку. Послышался характерный щелчок, и бокалы были наполнены шампанским. — Очень профессионально. — Я могла бы сказать что-то очень банальное… — Если чему и можно научиться, прожив тридцать лет в Париже, так это открывать шампанское? Она улыбнулась и протянула мне бокал. Я быстро осушил его. — Именно так. — Но ты не станешь опускаться до таких банальностей, — сказал я. — Не стану, это оскорбит мою сардоническую венгерскую душу. — В то время как американцы вроде меня… — Вы привыкли глотать шампанское залпом. — Ты хочешь сказать, что я все-таки неотесанный? — Надо же, ты умеешь читать мысли. Она приблизила ко мне свое лицо. Я поцеловал ее. — Лесть заведет тебя… — сказал я. — Куда надо. Маргит ответила на мой поцелуй, потом взяла из моих рук пустой бокал и поставила рядом со своим. Повернувшись, она притянула меня к себе. Я не сопротивлялся, и уже в следующее мгновение мы рухнули на диван, и она уже стягивала с меня джинсы. Мои руки были повсюду. Так же, как и ее. Ее рот не отпускал меня, но я и не хотел этого. Мысль о презервативе даже не пришла в голову. Ее ногти впивались мне в затылок, но я не обращал внимания. Это было какое-то помешательство — мы оба тонули в нем… Потом я лежал на ней, распластанный, полураздетый, выжатый. Маргит тоже выглядела опустошенной; ее глаза были закрыты. Несколько минут пролетели в полном молчании. Но вот она открыла один глаз, взглянула на меня и сказала: — Неплохо. — Мы встали с дивана, она предложила взять шампанское и переместиться в постель. С бутылкой и двумя бокалами в руках я проследовал за ней в спальню. Когда мы разделись, я сказал: — Со мной такое впервые: раздеваться после секса. — А кто сказал, что секс окончен? — Уж точно не я, — засмеялся я и проскользнул в накрахмаленные белые простыни. — Вот и хорошо, — кивнула она. Я смотрел, как Маргит снимает с себя одежду. Она смутилась: — Пожалуйста, не надо так таращиться. — Но почему? Ты красивая. — О, прошу тебя… Мои бедра слишком широкие, ляжки толстоваты и… — Ты красивая. — Просто ты пребываешь в ступоре после соития, когда все эстетические несовершенства становятся незаметными. — Я повторю еще раз; ты красивая. Она улыбнулась и забралась в постель. — Мне приятна твоя близорукость. — А еще говоришь, что я слишком придирчив к себе. — После пятидесяти все женщины думают: c’est foutu, все кончено. — Ты не выглядишь на пятьдесят. — Ты прекрасно знаешь, сколько мне лет. — Да, мне известен твой самый большой секрет. — Это не самый большой мой секрет, — сказала она. — Тогда какой же? — Если это самый большой секрет… — Намек понял. Пауза. Я пробежал пальцами по ее спине, поцеловал в затылок. — Ты действительно хранишь какую-то великую тайну? — не удержался я. Она рассмеялась: — Бог мой, до чего же ты прямолинеен! — Хорошо, я умолкаю. — Только продолжай целовать меня. |