Онлайн книга «Портрет семьи»
В боковом кармане чемодана лежала книжка, которую я хотела почитать. Подняла сиденье… багажный ящик пуст. Вначале я даже не поняла, что случилось. Только думала: куда делись мои чемоданы? Потом заглянула в ящик под противоположной полкой, в багажный отсек над дверью. Везде пусто. — Что случилось? — спросила проводница, увидев мое лицо. Она вошла в купе со стаканом чаю. Мне казалось, что я каменею и трясусь одновременно. — Пропали мои чемоданы. — Украли? — ахнула проводница. — Вероятно. — Сволочи! — выругалась она. — Вы не расстраивайтесь! Вы правда в положении? Вам нельзя нервничать! Извините за вчерашнее! Все нервы измотают, как собака на людей бросаешься. Валерьянки вам накапать? — Не надо, спасибо. — Да вы садитесь, вот так, тихонько! Ой, какая вы бледная! Может, по громкой связи объявить, если в поезде есть врач, чтобы пришел? — Не надо, спасибо. — Вот заладила! Спасибо да спасибо! С такими культурными всегда и случается! Ценные вещи-то были в чемоданах? — Да, спасибо, — опять некстати поблагодарила я. — Главное, там были деньги. В одном чемодане тысяча долларов и в другом тысяча, все мои сбережения. Потом я бросила взгляд на стенку купе. Чего-то на ней не хватало! О, ужас! На крючках для одежды пусто! Шуба! Еще вчера там на плечиках висела моя шуба! Проводница проследила за моим взглядом и все поняла: — И пальто сперли? Я кивнула. — Дорогое? Я снова кивнула. На шубу из серого каракуля с воротником и манжетами из голубой норки я три года откладывала деньги, год проносила. Под шубой на плечиках висела моя одежда — брюки, шерстяной свитер и длинный кардиган. Они тоже пропали. В поезде я переоделась в спортивный костюм. Теперь это была единственная моя одежда. — Ждите! — велела проводница. — Сейчас бригадира позову. Через некоторое время она вернулась с бригадиром, невысоким мужчиной в черной форме. — Кто же в чемоданы деньги кладет? — попенял он мне, уже извещенный о размерах потерь. — А куда их класть? По логике вещей сложнее украсть чемодан, чем сумочку. — По логике в лифчик, — он похлопал себя по груди, — прячут! Эх вы! Сообщу по линии, на узловой милиционер сядет, протокол составит. Только разве их поймаешь? Приметы помните? — Я не знаю, кто из троих оказался… нечистым на руку. И все женщины очень полные. Да и вряд ли это кто-то из них. На ночь купе мы не закрывали. Возможно, Ира, которая на этом месте спала, вышла, а через некоторое время забрался вор. — Помню ее! — воскликнула проводница. — Толстуха, в пять утра на Раздольной выходила. И было у нее много багажа! Опишите свои чемоданы! — Один черный, на колесиках. Другой темно-зеленый, со множеством застежек-«молний» по бокам. — Точно она! — обрадовалась проводница. — И еще у нее были сумки такие здоровые клетчатые, с которыми челноки ездят. Я еще подумала, что носильщиков нет, никто не встречает, как она все допрет? Одета была… была… — вспоминала проводница, — в каракулевую шубу, кажется. В вашу? — Мою. — Сейчас почти десять, — посмотрел на часы бригадир. — С Раздольной ее и след простыл, ищи ветра в поле! То же самое позже мне сказал и милиционер, составивший протокол. Гарантии, что воровку задержат, не было. Ее могут поймать случайно, а специально охотиться никто не станет. За окном проплывал красивый зимний пейзаж. Осеннего уныния как не бывало. Мороз, солнце и сугробы. Я имела документы, мыльницу, зубную щетку с пастой, маленькое полотенце, лосьон для лица, губную помаду, записную книжку, прочитанную книгу и три тысячи рублей в кошельке. Развившаяся в последнее время слезливость почти не досаждала. То есть плакать хотелось на два балла по десятибалльной шкале. Проводница опекала меня как мать родную. Никого не подселила. Принесла из ресторана обед и от денег отказалась. Меня кормили за счет поезда. Теперь даже у поездов есть счета? Вряд ли. Просто девушка искупала грехи. Сгони она воровку с моего места, возможно, ничего бы не случилось. Я долго, несколько часов, просидела, бездумно глядя в окно. Думать было не о чем, планировать ничего не могла. Если не хочу дать задний ход, а я решительно не хочу, то нужно просто ждать, отдаться на милость Игоря. Чтобы не сойти с ума из-за всех обрушившихся несчастий, я мысленно разговаривала с неродившейся дочкой. Она умела слушать и задавала толковые вопросы. Поезд подходил к Алапаевску. Я вышла в коридор налегке — в спортивном костюме и с небольшой сумочкой. — Там же мороз! — покачала головой проводница. — Вы сразу дуба дадите! Она ушла в свое купе и вернулась с черным драповым пальто: — Вот, возьмите! — Мне, право, неудобно… Как же я верну его? — Не надо возвращать. Это шинель моей сменщицы, старая. Она ее не носит. Только иногда на грязные работы на улице. Надевайте! Хоть до дому доедете! Форменная железнодорожная шинель с металлическими пуговицами была мне велика на три размера и застегивалась почему-то на мужскую сторону. Я не видела себя со стороны, но чувствовала, что выгляжу безобразно. * * * Выйдя из поезда, я мгновенно замерзла. Холодный ветер задувал под шинель и гулял вокруг тела. Поднятый воротник не спасал голову, в которой, казалось, каждый волосок стекленел от мороза. Ноздри пощипывает — верный признак двадцати градусов ниже нуля. Игоря я не узнала, как, впрочем, и он меня. Мы друг друга вычислили только по тому, что единственные остались на платформе. — Кира! — позвал меня мужчина в дубленке и рыжей ондатровой шапке, остро модной четверть века назад. — Игорь! Ты? Приближаясь ко мне, он галантно снял шапку. «Как перед покойницей головной убор снимает, — подумала я. — Тьфу ты, какая глупость в голову лезет! Как в храм входя, лысину оголяет». Лысина у Игоря была пребольшая. Он не знал, как со мной здороваться: за руку, целовать? Мне было так холодно, что не до раздумий. Я двинулась навстречу, обняла и поцеловала в щеку. — Здравствуй! Надень шапку («Лысину простудишь», — добавила мысленно фразу из детского фильма). Какой зверский холод! — Кира! Я не купил тебе цветы, они все равно погибнут на морозе. Если бы на его месте был Сергей или Олег, я бы не удержалась от сарказма: всегда думала, что цветы для выражения чувств, а не для хранения. — Ну что ты! — улыбнулась ледяными губами. — Какие цветы! Пойдем, или я окончательно окоченею. — Это все твои вещи? — Игорь показал на сумочку, висящую на моем плече. |