Онлайн книга «Гиви и Шендерович»
— Слушаю и повинуюсь, о, солнцеподобный! — вновь отозвался Масрур. Эк Миша выкрутился, думал Гиви. Теперь они будут у него по струнке ходить. Интересно, он и вправду чертовых джиннов вспугнул этим дурацким заклинанием? Или у них что-то вроде сезонного перелета? Мамочка моя, когда же это кончится? — Ну ладно, — Шендерович соколиным взором окинул притихшие пески, — поехали, что ли? Гиви вздохнул. Мул под ним дрожал крупной дрожью, постепенно успокаиваясь. На небе высыпали крупные звезды. Он оглянулся. Горы Мрака и без джиннов смотрелись неуютно — глухая их чернота была ничем не разбавлена… Неприятные горы. Гиви приоткрыл рот. Из дальней расселины вырвался столб света, поплясал в горячем воздухе и втянулся обратно. И сразу, следом за его исчезновением, дрогнула земля. * * * — Царь отдыхает! — сурово сказал стражник из личной гвардии эмира, с саблей наголо застывший у узорчатых дверей в покои. — Светоч вселенной велел его не тревожить! — Ко мне это не относится, — сухо сказал Гиви, — ибо я везирь его, опора трона, а государственные заботы превыше даже покоя царской особы. Пойди, доложи ему, о, нерадивый, что приказы и распоряжения уже третий день ждут подписи его высокой руки, и, что ежели он не вспомнит о своих прямых обязанностях, в судах засядут нечестивые, а в советах — неправедные… И вообще, передай ему, что его друг Гиви топчется тут у порога, словно какой-нибудь жалкий проситель, или кто там еще… — Слушаю и повинуюсь, о, мой господин, — неуверенно проговорил стражник. Он сделал знак своему напарнику и исчез за занавеской. Гиви слышал долетающие оттуда неразборчивые голоса, женский смех и нестройное треньканье струн. Ну есть же личные покои, в конце концов, в тоске думал Гиви, и зачем это он в тронном зале засел? Люди же обижаются! Он поежился. И это они называют красивой жизнью? Внутри все слиплось от шербета и рахат-лукума, халат провонял ароматными куреньями, а щедрые ласки гаремных красавиц отозвались дрожью в коленках и вялотекущей депрессией. И как только у Миши здоровья хватает? Стражник вернулся и сдержанно кивнул, вновь неподвижно вытянувшись у наружной стены — Гиви принял этот жест за разрешение войти. Тронный зал был освещен все теми же благовонными светильниками — их липкий тяжелый запах пропитал все вокруг. Престол пустовал — Шендерович сидел на подушках, горой наваленных у подножия. Там, где раньше восседали почтенные седобородые старцы, теперь толпились пышнобедрые луноликие гурии, точно стая ос, вьющиеся вокруг повелителя — одна из них наигрывала на лютне, другая умудрялась изображать танец живота, присев на подушки, а третья по виноградине скармливала Шендеровичу увесистую гроздь. Сам Шендерович был в атласном халате, шелковых шальварах и венке из привядших роз, каковой съехал на макушку. — А! — сказал он неразборчиво, обливаясь виноградным соком и сделал широкий жест рукой, — проходи, о, мой друг и соратник! Гиви прошел вперед, чувствуя себя очень маленьким. Он боролся с желанием втянуть голову в плечи и окончательно исчезнуть с глаз присутствующих. — Да? — благожелательно кивнул Шендерович. — Миша… поговорить надо бы… — Отчего ж не поговорить, — великодушно разрешил Шендерович, — да ты садись. Угощайся! — Спасибо, Миша, я не хочу! — Что значит — не хочу? Кушай, кушай! Твой царь угощает! Гиви покорно отщипнул от виноградной грозди. — Наедине, Миша! — Так мы ж одни, — удивился Шендерович. — Ты бы девушек отослал… — Этих? Ну ладно! Шендерович сделал рассеянный жест рукой, словно отмахивался от мух. — Пшли отсюда, — лениво сказал он, — Кш-ш! Девушки стайкой вспорхнули с насиженных мест и унеслись за дверь. — Ну? — вопросил Шендерович, залихватски сдвигая венок на одно ухо. — Да что ты жмешься? Говори, я разрешаю. — Миша, теперь, когда ты царь… — Я всегда был царь, — веско отметил Шендерович. — Сомневающиеся поражены и ползают во прахе. На брюхе, заметь. — Ты их, Миша, будешь поражать в голову, а они, извиняюсь, жалить тебя в пяту. Это ж восток. Коварство, интриги… Я, собственно, к чему клоню — пока ты наверху, да еще этот караванный путь расчищен, может, стоило бы снарядить отряд, да и выбираться отсюда? Неспокойное тут место, мистика эта, черт знает что творится. — А что тут такого творится? — пожал Шендерович плечами, — все путем. — Да каким путем, Миша? Ты что, ослеп? Джинны так и шастают, Алка суккубом заделалась, ни сортира, извиняюсь, приличного, ничего! Что мы тут потеряли, Миша? Ну ладно, покушали, отдохнули немножко, с девушками повеселились, но сколько же можно! Ты ж Миша, одессит! Ну, Ирам, ну многоколонный! Чем он лучше Одессы? Шендерович вновь почесал в области венка. — Надоело тебе повторять, о, трудолюбивый, но терпение мое безмерно. Короче, в Одессе я кто? Инженер паршивый, челнок недорезанный. А тут я кто? Царь царей! — Миша, опомнись! Ну, какой ты царь? Разве цари шариками торгуют? — Я был царь в изгнании, — Шендерович постепенно накалялся, — скрытый я был, ясно? Скрытый царь! Но ее, сущность царскую, надолго не спрячешь! Она проступает, ясно? Она как эта… порфира! Облекает она, вот! И вот я выступил в багрянце и блеске, грозный, как полки со знаменами и пятою своею попрал врагов своих! Что он несет, в ужасе думал Гиви, чувствуя некоторую слабость в членах и радуясь, что сидит на подушках — что он несет! — Никто иной, как я уловил суккуба, сокрушающего мужей… — Миша, опомнись, это ж Алка! Когда ты ее выпустишь, кстати? Ты ж обещал! — Когда захочу, тогда и выпущу! Джинны убоялись лика моего и испарились по одному моему слову… — Миша, послушай! — Престол, — проговорил Шендерович, драматически воздевая руку, — вот он престол, избравший достойного! Истребляющий недостойных! Он вознес меня на высоту, мне подобающую! — Миша, это ж чистый трюк! Механика! — Трюк? — Шендерович, казалось, увеличился в размерах, — да как ты смеешь? Да ты… Да ты попробуй, взойди на него! — И взойду! — Да ни в жисть! Кишка тонка! Он, знаешь, что с самозванцами творит? Он фараонам ноги ломал! — Да ложил я на твоих фараонов! — заорал Гиви и вскочил на ноги. Он чувствовал себя пустым и легким, точно воздушный шарик Шендеровича и с некоторым удивлением отметил, что его как-то само собой повлекло к вздымающимся серебряным ступеням. |