Книга Деньги для киллера, страница 15 – Татьяна Полякова

— Слушай, племянница гиббона, для существа, чьи мозговые функции не превышают нулевой отметки, ты слишком разошлась. Если этот Рахматулин чего-то стоит, он из тебя махом все выжмет, и что тогда?

— Что?

— Как ты, убогая, ему объяснишь, зачем затеяла весь этот обман?

— А в самом деле, зачем?

— Я и сама не знаю. Но в любом случае, не стоит все выкладывать. Сонька сосредоточилась, а я, чтобы окончательно ее озадачить, процитировала:

— Знание — это ад, по которому гонят тех, кто позволил себе открыться.

— Да, умного-то человека и послушать приятно, — запечалилась Сонька. Только ведь я ничего не поняла.

— Может, оно я неплохо? — пожала я плечами. — Зачем тебе лишняя мудрость, еще скорбеть начнешь. А покойника про запас оставим, кое-кто совсем не уверен, что он покойник.

По лицу моей подружки промелькнула тень вдохновения.

— Голова у тебя… Может, ты скромничаешь, может, у тебя в предках большие люди ходили? Вот один, на мартышку похожий, очень любил такие фокусы.

— Господи, тебе-то откуда знать?

— Телевизор смотрю, окно в мир. Ладно.

Я все поняла: давай тренироваться, ты поспрашиваешь, я поотвечаю. Но все равно, ты не должна была меня оскорблять, высказываться о моем уме подобным образом и говорить, что я обезьяна.

— Гиббон. Как только встречусь с ним, извинюсь.

— Свинья, — равнодушно ответила Сонька, и мы занялись вопросами-ответами. Подружка потрясала разумностью ответов, я бы даже сказала, виртуозностью.

— Порядок, — сказала я, — можешь претендовать на работу в МОССАЦ.

— А что это?

— Еврейская разведка.

— Путевая или так себе?

— Лучшая в мире.

— Смотри, могем, — лучезарно улыбнулась Сонька, и мы разом взглянули на часы. — Пора? — спросила она.

— Пора, — кивнула я. На пару минут мы замерли возле зеркала. Сонька победно усмехнулась:

— Его песенка спета. Против нас он не потянет.

Вообще-то я была с ней согласна.

Мы вошли в бар. Посетителей было немного, в основном мужчины.

— Его здесь нет, — сообщила Сонька.

Я прошла к стойке и спросила бармена:

— Извините, Виктор Рахматулин здесь?

— А зачем он вам? — сурово спросил бармен и кашлянул. Благодаря моей открытой внешности мужчины, как правило, стесняются мне грубить.

— У меня к нему дело. Он здесь?

— Нет, — покачал он головой, — но скоро приедет. Налить вам что-нибудь?

— Тоник, если можно.

— И рюмку водки, — добавила Сонька, плюхаясь рядом, и пояснила:

— Для храбрости… Вот мы с тобой все обдумали, — вдруг запечалилась она, — а о достойной биографии для меня не позаботились. Поинтересуется Витька, где, кто я. И что отвечу?

— Скажешь, что ты кактусовод.

— Ууу, отродье фашистское, — озлобилась Сонька, хотя действительно была кактусоводом, в том смысле, что последним местом ее работы являлся Дворец пионеров, где она вела кружок любителей кактусов.

Однако упоминать об этом Сонька почему-то не любила, видимо, считая, что данное занятие не является достаточно блестящим для такой артистической и одаренной натуры. Тут надо пояснить, что в своей жизни Сонька работала от случая к случаю и весьма неохотно, зато много училась, в смысле, во многих местах. Как правило, хватало ее на первый семестр, после чего она с негодованием узнавала, что просто отсидеться не удастся, и в гневе отправлялась дальше. Несмотря на свою несокрушимую дремучесть, Сонька умудрилась поступать во многие учебные заведения среднего звена, на высшие она не замахивалась. Думаю, такому успеху способствовала хорошая память и умение собрать все крохи своих знаний воедино в нужный момент — черта похвальная и, безусловно, вызывающая уважение. Еще одним Сонькиным козырем была внешность, которая как-то подразумевала большое внутреннее содержание. Сама себя она искренне считала самородком.

— Ну и что я ему скажу? — вернула меня Сонька в реальность бара. Я пожала плечами.

— Скажи, что ты домохозяйка, это сейчас модно.

— А муж?

— Погиб в автомобильной катастрофе на «Боинге».

— Путевая тачка?

— Высший класс.

— Ладно, — успокоилась моя подружка, — что-нибудь соображу.

Тем временем мы стали объектом мужского внимания, и это нам не очень нравилось, так как собрались здесь мужчины совершенно особого склада.

— Может, лучше на улице подождем? — шепнула я Соньке, и мы покинули бар.

На улице мы тоже обращали на себя внимание.

— Вот черт! — злилась Сонька. — Чего цепляются? Может, мы на съемном месте торчим?

— Откуда мне знать?

— Да уж.

— Давай отойдем подальше от входа.

— Отойдем и Витьку провороним.

— Можно снова зайти в бар и спросить.

— Стой уж… Смотри, бельмы-то вылупил. Под ноги гляди, чучело, а то рожу расшибешь! — Слава Богу, шипела она тихо, но это ненадолго, выйти из себя Соньке ничего не стоило. — Ну ты подумай, чего им неймется?

— Конечно, вырядились, как идиотки, и торчим у самых дверей. Как хочешь, а я в сторонку отойду, он ведь на машине подъедет, увидим.

Сонька согласно кивнула, и мы покинули свой пост.

— Может, прогуляемся немного? — предложила я. — Надо было поскромнее одеться и вообще.

— Правильно мы оделись. Видела, ни один мужик мимо не прошел, чтоб не споткнуться. Я знаю, что делаю, а ты в этих делах ничегошеньки не соображаешь, так что слушай меня.

— Так уж и не соображаю? — поддразнила я.

— Не соображаешь. Витаешь все в этих… в ампирах.

— В чем я витаю?

— Ну, ты знаешь…

— Понятия не имею.

— Знаешь, знаешь.

— Я тебе сколько раз говорила, не засоряй свою голову незнакомыми словами, береги извилины.