Онлайн книга «Топить их всех!»
|
– Мы должны во всем признаться! – внезапно нарушил тишину судовой доктор. – Может, и правда?.. – прозвучал из угла неуверенный голос. Тут же все зашевелились. – А что? Терять-то нам нечего. Реплики посыпались одна за другой. Алексей Флеров вмешался не сразу, он тяжело поднялся, вышел на середину камеры, стал на единственный освещенный отблеском тюремного прожектора пятачок. – А нам есть в чем признаваться? – спросил он. – Плевать, – снова раздался голос из угла, – о нас все забыли, отказались, мы для них мертвецы. – Так есть в чем сознаваться или нет? – вновь спросил капитан. Судовой доктор тоже вышел на середину камеры, стал рядом с Флеровым. Косой луч света лег на его лицо – бледное и решительное. – Не надо, капитан, меня учить, как любить Родину. Всю жизнь учили: и в детском садике, и в школе, и в мореходке, и на службе. А кто учил Родину, как нас любить? В ответ темнота отозвалась согласным гулом. – Надо спасаться самим, а не ждать. – Хрен с ними, скажем перед видеокамерами, что мы наркоманы и алкаши, помешанные на убийствах детей. У нас-то дома семьи, если мы тут останемся – кто наших детей кормить будет? – Ты хорошо подумал, что предлагаешь? – У всех нас было время хорошо подумать. Я перестал сомневаться сразу, как только на крокодилов посмотрел. Капитаном ты был на «Новочеркасске», а теперь мы все в одинаковом положении. И не надо нам указывать. Теперь каждый сам за себя. – Ошибаешься, – хрипло промолвил капитан, – нам поставили условие – подписать коллективное признание. По одиночке не спасешься. – Все большинство решает! – заявил доктор. – Как люди скажут, так и будет. Кто за то, чтобы признаться? – произнес он и первым поднял руку. – Я готов. – И я. – И мы так думаем… – звучало из разных углов камеры. На слух Флеров прикинул, что желание обвинить себя в безумных преступлениях изъявило большинство команды. – Ну, что же ты, капитан, – торжествующе воскликнул судовой доктор, – спрашивай. Кто против? Алексей Флеров не стал искушать судьбу, играя в тюремную демократию. Собрав силы, он ударил врача кулаком в челюсть. Не ожидавший удара, тот отлетел к стене. – Ах, ты так? Благоразумие все же победило, боцман навалился на доктора, заломил ему руку. К капитану никто не рисковал приблизиться. – Вы что, не понимаете, они же только и ждут, когда мы перегрыземся между собой… – Алексей Флеров не успел договорить, над головами моряков резко вспыхнул яркий свет. Боцман тут же отпустил руку доктора, помог ему сесть. Все пленники чувствовали себя неловко. Лязгнула «кормушка» в стальной двери камеры. – Встать, лицом к стене! – послышался из нее голос. Двое африканцев в грязных халатах вкатили в камеру столик-тележку. На верхнем ярусе в чане плескалось что-то горячее, на нижнем – криво высилась стопка посуды. Белозубый раздатчик весело улыбался, черпал из чана баланду, плюхал ее в миски и, не дожидаясь, пока их возьмут пленники, ставил рядком на бетонном полу. Прямо на пол легли и подгоревшие хлебные лепешки. Все это он проделал молниеносно, с видом профессионального фокусника. Металлическая дверь вновь лязгнула, на этот раз уже закрывшись. – Эту дрянь есть нельзя, – пряча взгляд, проговорил судовой доктор, – это я вам как медик говорю. Капитан Флеров взял двумя руками тарелку, понюхал: – Дрянь, согласен. Но, чтобы сопротивляться, надо иметь силы. – Сопротивляться… а как? Капитан с усилием проглотил ложку горячей баланды, откусил край лепешки. – Хлеб съедобный. Если ничего не делать, освобождения не дождемся. Надо попытаться разоружить охрану и бежать. – Легко сказать, трудно сделать. – Если бы мы не выясняли сейчас, кто из нас больше Родину любит, то могли бы во время раздачи вырваться из камеры, разоружить охрану, – уверенно говорил капитан, – они даже дверь не закрывали. – Прошлый раз через «кормушку» пайку раздавали. Да и кто знает, что там – снаружи? И тут из-за зарешеченных окошек долетели заунывные звуки автомобильной сирены, полыхнули вспышки мигалки. Об ужине пленники тут же забыли. Боцман и механик сложили руки замком, судовой доктор, как самый легкий, стал на него, подтянулся и повис на решетке. – Что там? Все надеялись, что в конце концов к ним сумел пробиться российский консул из Танзании, но боялись произнести это вслух, чтобы не сглазить. – Хрен его поймет, какой-то местный, одет как клоун. Ни одной белой рожи. Вскоре в коридоре послышалась торопливая беготня охраны. Металлическая дверь отворилась без всяких предупредительных выкриков. На пороге стоял Бамбучо Костяна собственной персоной, свой знаменитый посох он держал с таким видом, будто, опираясь на него, прошел весь путь от родной деревни пешком. За его спиной, пресекая всякую надежду вырваться из камеры, высились два охранника с автоматами на изготовку. Молчание длилось минуту, а то и больше. Наряд главного колдуна африканской диктатуры смотрелся впечатляюще. – Добрый вечер, – вкрадчиво по-русски проговорил министр информации и пропаганды. Голос его звучал так вкрадчиво, что пленники невольно поздоровались в ответ. Костяна покосился на миску с баландой, сделал жест одному из охранников. Вскоре в камеру ввели почерневшего от ужаса тюремного повара – он хотел упасть перед Костяна на колени, но его держали под руки. – А теперь сам съешь то, что приготовил, – с металлом в голосе распорядился министр. Повар стал жадно хлебать баланду, понимая, что единственный шанс уцелеть – делать вид, что зловонный отвар из гнилых овощей и бананов – его любимое кушанье. Пока шла принудительная дегустация, в камеру привели и следователей-садистов. Русские моряки не могли понять, что происходит. – Пытали? – разглядывая синяки на теле капитана Флерова, змеей просвистел колдун. – Мы… нам… приказали… – Кто бы вам что ни приказывал, – строго проговорил Бамбучо Костяна, – закон и конституция нашей свободной страны, гарантом которой является Его Высокопревосходительство, превыше всего. А конституция запрещает пытки. Мы же не дикари какие-нибудь, а культурный и высокодуховный африканский народ. – Они же… – Пока наш самый справедливый в мире суд не признал их виновными, и неизвестно – признает ли, – притворно вздохнул колдун и обратился к морякам: – Мы вынуждены держать вас здесь лишь потому, что боимся народного гнева, ради вашей же безопасности. Но всегда найдутся слишком рьяные службисты. Прошу извинить их. До меня дошли слухи, что с вами обходятся неподобающим образом. И я решил лично проверить, так ли это. Уверяю вас, господин президент Азариас Лулу не в курсе происходящего. |