Онлайн книга «Бумажная девушка»
За соседним столиком ужинала семья австралийцев с пятилетней дочкой. Кароль и девочка подмигивали друг другу и то и дело прыскали со смеху. — Какая чудесная малышка! — Да, очень забавная. — И такая воспитанная! — А ты хочешь иметь детей? — внезапно спросил Мило. Кароль тут же заняла оборонительную позицию: — Что за странный вопрос? — Э-э-э… мне кажется, ты будешь отличной матерью. — С чего ты взял? — огрызнулась она. — Просто чувствую. — Бред! Мило одновременно удивила и расстроила резкость Кароль. — Почему ты так реагируешь? — Я хорошо тебя знаю. Уверена, это одна из фразочек, которыми ты охмуряешь девиц. Ты же думаешь, что любой приятно услышать такое. — А вот и нет! Ты несправедлива ко мне! Чем я заслужил такое отношение? Он так разнервничался, что опрокинул стакан. — Мило, ты меня не знаешь! Тебе ничего не известно о моей личной жизни. — Так расскажи, черт возьми! Что за секреты? Кароль задумчиво посмотрела на друга и решила поверить в искренность его намерений. Может, она и правда погорячилась. Мило поднял стакан и промокнул лужу салфеткой. Зря он, конечно, вспылил, но внезапные перемены в настроении Кароль по отношению к нему становились невыносимы. — Почему ты обрушилась на меня, стоило затронуть эту тему? — спросил он более спокойным голосом. — Потому что я уже была беременна. Кароль отвернулась. Правда сама собой вышла на свет, как пчела, вылетающая из банки после нескольких лет, проведенных в заточении. Мило был ошарашен. Он сидел не шелохнувшись и смотрел на глаза Кароль, блестевшие в темноте, как грустные звезды. Она достала свой билет на самолет и положила на стол. — Хочешь узнать подробности? Отлично. Я доверюсь тебе. Я раскрою свою тайну при условии, что ты не произнесешь в ответ ни одного слова. Я расскажу то, что не знает никто, а потом сяду в такси и уеду в аэропорт. В двадцать один тридцать последний рейс в Лондон, а оттуда в шесть утра есть самолет до Лос-Анджелеса. — Ты уверена, что… — Абсолютно. Я рассказываю и уезжаю. А потом ты неделю не звонишь и не ночуешь у меня. Либо так, либо никак. — Хорошо, я согласен. Кароль посмотрела по сторонам. В центре площади гигантские статуи фонтана Четырех Рек уцепились за обелиск и бросали на нее суровые взгляды. — В первый раз он сделал это в мой день рождения, когда мне исполнилось одиннадцать, — начала она. * * * Бретань Плогоф — мыс Ра — Только не говори, что умеешь разжигать костер, — пошутила Билли. — Конечно, умею, — обиделся я. — Ладно, поиграй в мужчину, а я буду смотреть на тебя обожающим взглядом покорной женщины. — Если думаешь, что мне это помешает… К великой радости Билли, над Финистером бушевала гроза: ставни хлопали, потоки воды лились по стеклам, а в доме было холодно, как на Северном полюсе. Очевидно, упомянутое в объявлении выражение «деревенское очарование» переводилось с французского как «отсутствие отопления» и «отвратительная изоляция». Чиркнув спичкой, я попытался разжечь горку сухих листьев, которые засунул под поленья. Огонь быстро принялся… и почти сразу потух. — Неубедительно. Билли тщетно пыталась скрыть улыбку. В банном халате и с тюрбаном из полотенца на голове она подбежала к камину. — Найди мне газету. Порывшись в ящике буфета, я обнаружил старый номер «Экип» от 13 июля 1998 года, вышедший на следующий день после победы Франции в Кубке мира по футболу. На первой странице огромными буквами было написано «НАВСЕГДА», а ниже фотография Зинедина Зидана, бросающегося в объятия Юрия Джоркаеффа. Билли разъединила листы и скомкала так, чтобы воздух легко проходил между ними, объяснив при этом: — Бумага должна дышать. Меня так учил отец. Она перебрала щепки, оставив только самые сухие, и сложила их над комом бумаги. Наконец Билли построила нечто вроде вигвама из крупных поленьев и гордо произнесла: — Теперь разжигай. Две минуты спустя в камине весело потрескивал огонь. От порывов ветра стекла дрожали так, что лишь чудом не вылетали из оконного переплета. Хлопнул ставень, в тот же момент произошло короткое замыкание, и комната погрузилась в темноту. Я порылся в счетчике в надежде, что свет включится сам собой, и уверенным голосом сказал: — Ничего страшного. Очевидно, что-то с предохранителем или с пробками… — Возможно. Только это счетчик на воду. А электрический висит в прихожей… — издевательски сказала Билли. Я с хладнокровной улыбкой выслушал замечание и направился было к выходу, но она схватила меня за руку и… — Подожди! Она сняла с головы полотенце, развязала пояс, и халат соскользнул на пол. Я обнял ее, и наши тени переплелись на стенах комнаты. * * * Рим Пьяцца Навона 19.20 Кароль слабым голосом рассказывала Мило о своем исковерканном детстве. Она поведала ему о долгих годах кошмара, когда отчим приходил к ней в постель. О годах, когда она потеряла все: улыбки, мечты, невинность и вкус к жизни. О ночах, когда ненасытное чудовище повторяло перед уходом: «Ты ведь не скажешь маме? Не скажешь?» Как будто мама ничего не знала! Потом Кароль рассказала о чувстве вины, о законе молчания, о том, как ей хотелось броситься под автобус, когда она возвращалась из школы. И об аборте, который она втайне от всех сделала в четырнадцать лет. После этого она чувствовала себя опустошенной, почти мертвой, в жизни не осталось ничего, кроме страданий. Она рассказала о Томе, который помог ей уцепиться за жизнь, каждый день открывая врата в волшебный мир «Трилогии ангелов». Наконец, она попыталась объяснить, почему до сих пор остерегается мужчин и не верит в жизнь, а иногда, хотя ей стало существенно лучше, на нее накатывают приступы отвращения… Кароль замолчала, но не встала из-за стола. Мило сдержал слово: пока она говорила, он ни разу не раскрыл рта. Но один вопрос напрашивался сам собой. — Когда это закончилось? Кароль задумалась: отвечать или нет? Она оглянулась и обнаружила, что австралийцы давно ушли. Выпив глоток воды и надев свитер, который до этого лежал у нее на плечах, она ответила: |